Её тёмные крылья

22
18
20
22
24
26
28
30

Я вижу чудовищ.

Их губы растянуты, обнажая остроконечные зубы, рот широко открыт – шире, чем это вообще возможно, – демонстрируя темную полость, похожую на пещеру, а черные глаза горят яростью. Змеи Мегеры встали дыбом, готовые к атаке, их клыки удлинились. Оперение Алекто распушилось, сделав ее вдвое больше своего размера, точно небесного великана.

Но больше всего меня пугают руки. Пальцы на левой руке скрючены, выставив длинные хищные когти. А в правой ладони каждая из них держит устрашающий хлыст, из центра которого тянутся десятки медных шипов. Мои внутренности наполняет чистейший, животный страх, потому что у этого орудия не может быть иного предназначения, кроме как причинять боль. Калечить.

Затем Мегера поворачивается ко мне, ее рот зияет пустотой, достаточно бездонной, чтобы поглотить меня целиком, и тогда я кричу.

– Теперь ты увидишь, чем мы занимаемся, – заявляет она.

Алекто выкрикивает имя, и недалеко от нас группа теней начинает бороться друг с другом.

– Он здесь! – кричит один из них, отпихивая от себя тень мужчины средних лет. Остальные тени поспешно смыкают ряды. – Это он.

– Он лжет! – кричит обезумевшая тень, широко распахнутыми глазами взирая на фурий и вытягивая руки перед собой, словно молится. – Я невиновен!

– Ты лжешь! – рычит Тисифона, выпуская из грудной клетки звук, похожий на раскат грома, и оглушая меня. Я всхлипываю, но она не обращает на меня внимания. – Ты лжешь и отказываешь нам в божественном праве вершить правосудие.

– Тебе следовало прийти в Пританей. – Алекто издает резкое карканье, звук, который я никогда не ожидала от нее услышать. – И не стоило заставлять нас приходить к тебе.

И теперь я узнаю, чем занимаются Мегера и Тисифона, пока мы с Алекто ожидаем в Эребе, и что случается с теми, кто пытается избежать фурий и их наказаний.

Алекто и Мегера ныряют вниз. Тень пытается убежать, пытается найти убежище за спинами остальных, но те отступают, стараясь не вставать на пути у фурий.

Но уже слишком поздно.

Я слышу свист смертоносных хлыстов, рассекающих воздух, и к моему крику присоединяются отчаянные вопли тени. Я закрываю глаза, я не могу смотреть на происходящее, но у меня нет возможности перестать слушать, как он взывает и молит о пощаде, прерывисто бормочет слова. Из моих глаз текут слезы, меня тошнит, внутренности скручиваются. Что такого он сделал, чтобы заслужить наказание? Разве хоть кто-то из них заслуживает?

Словно отвечая на мой вопрос, Алекто начинает перечислять его злодеяния: «Нарушил брачные обеты, поднял руку на жену, поднял руку на любовницу, заставил ее прервать беременность, оболгал жену во время развода, скрывал свои доходы, чтобы избежать алиментов».

Похоже, он тот еще кусок дерьма.

Но я все равно не могу примириться с тем, как фурии его наказывают.

Тишина вместо щелканья хлыста подсказывает мне, что все закончилось. Я открываю глаза, замечая, что мы снова летим, удаляясь прочь от этого места. Повернувшись в руках Тисифоны, я вижу тень, по-прежнему лежащую лицом в грязи. Те, среди кого мужчина пытался затеряться, бегут от него, а некоторые с явным облегчением смотрят нам вслед, понимая, что пытка окончена.

Упавшая тень так и не встает.

– Ты справилась лучше, чем я думала, – говорит Тисифона, и ее слова щекочут мою шею. Кажется, она довольна.