– Что дальше? До весны здесь стоять будем? – заговариваю первой, потому что молчать уже невыносимо. И вижу в нём ту же неопределённость, что ощущаю сама.
– Пытаюсь решить.
Я нервно смеюсь в ожидании худшего, а руки с каждым вдохом леденеют всё сильнее. Мы похожи на кошку с собакой, запертых в одной клетке. Неизбежность сцепиться идёт на секунды.
– Тебе стоило похитить кого-то более сговорчивого... – Мою речь прерывают жёсткие губы Раду, впивающиеся в мой рот.
Впервые он целует меня принудительно, так грубо, что горечь выкуренной сигареты разбавляет изумление испугом. Сильные пальцы впиваются мне в нижнюю челюсть до синяков, не позволяя ни вдохнуть, ни отодвинуться. Время словно срывается вспять, возвращая нас в жаркий полумрак мансарды, когда я в первый раз сама потянулась к его губам.
Наверное, память сильнее обид. Я даже не осознаю, в какой момент рукой обхватываю его затылок. Как и то, почему послушно запрокидываю голову, когда он несильно тянет меня за волосы, одновременно углубляя поцелуй.
Сопротивление быстро затихает, погашенное бесконтрольным влечением, смешивающимся с подробностями прошлых ласк, первых, подаренных им же оргазмов, картинками его голого тела под струями душа и ещё сотнями мелочей, запавших так глубоко мне в голову, что вырвать их оттуда получится только с мозгом. Раду открыл для меня новый мир. И мне алчно хочется присвоить как можно больше.
Метель засыпает лобовое стекло, заключая нас в уютный вакуум. Подозрения, корысть, предательство остались где-то там, вне стоящего посреди лесной дороги автомобиля. Сейчас важны только мы двое и хриплый, забирающийся под одежду, шёпот:
– Я всю жизнь тебя люблю, Чертёнок.
С губ срывается тихий стон, когда Раду спускается ниже к шее, настойчиво покусывая чувствительную кожу. Удерживая одну ладонь на месте, второй он проскальзывает мне под куртку. Момент, который потревоженный котёнок выбирает максимально удобным, чтобы напомнить, что у моих верхних девяносто уже как бы имеется защитник.
– Вот же... Пиранья! – шипит Раду, отдёргивая от моей груди прикушенную ладонь. – Береги его, Влада. Этот прохвост любой овчарке даст фору.
Я растерянно смотрю в настороженные, зелёные как у Раду, бусины глаз котёнка и чувствую побежавшие по щекам слёзы.
Слышал, малыш? Он меня любит...
Может, правда? Ну, вдруг? Ты же меня точно так же кусал, а теперь вот, заступился.
Может...
Шершавый кошачий язык осторожно лижет меня в кончик носа.
Незаметно перевожу дыхание.
– Если этот дикарь опять ко мне полезет, ты же покажешь ему кошкину мать, да, кроха?
Раду с усмешкой заводит мотор.
– Но сначала я этого кроху запру в другой комнате и покажу тебе кто здесь папка.