– Конечно.
Ксюша протянула Лесе свой телефон:
– Видите? Разве я похожа на эту девушку? А вот фигуры у нас идентичные!
– Нет, – прошептала Олеська, – ничего общего. Вы красавица. А на снимке – толстая рожа, на голове у нее ад адский, нос как у Буратино, шея словно нога слона…
Ксения отвернулась, и я поняла, что байер с трудом сдерживает хохот.
– Милая, – очень тихо сказал Валера, – ты не узнала эту красавицу?
– Она чудовище! – завопила Леся.
– Радость моя, – продолжил супруг, – это ты. Снимок сделал через неделю после нашего знакомства фотограф в Парке Горького. Я его попросил. Влюбился в тебя сразу, это мой любимый снимок. Прошли годы, но ты не изменилась, Леся, все такая же!
Зрачки подруги начали медленно расширяться.
– Простите, извините, – затараторила я, – мне пора на… э… э… Короче, до свидания.
И тут, на мое счастье, в кармане зазвенел мобильник. Боясь расхохотаться, я выбежала за дверь, увидела, что на экране определился номер Кузи, и ответила:
– Я тут!
– Слушай. Сеня отправился в медцентр, чтобы узнать, как дела у Евгении. А еще хотел дать послушать Эдуарду Львовичу запись ничего не значащей для него фразы «хрипуна», которую мы выдернули из прослушки. Но наши технические усилия оказались сделаны зря.
– Почему?
– Слушай, Сеня сделал запись.
«– Думаете, она поправится? – спросил голос Собачкина.
– Прогноз я не берусь делать, – прохрипел в ответ голос, – кома – это очень серьезно.
– Что с вами? Заболели?
– Нет, не беспокойтесь. Просто мороженое съел и охрип. Сегодня проведу весь день в кабинете…»
– Как тебе? – поинтересовался Кузьмин.