Мэри приблизилась и села на его постель, а затем помогла ему приподняться, обхватив тонкими руками закованное в гипс туловище. Мартин был главным электриком на киностудии, и падение с тридцатифутовой высоты не стоило лично ему ни цента: лечение оплатила компания. И это наряду с тем фактом, что несчастье вновь сблизило супругов после четырехмесячной жизни порознь, являлось единственным светлым пятном на общем унылом фоне.
— Я ощущаю тебя даже через этот гипс, — прошептала она.
— По-твоему, это верный тон в такой ситуации?
— Думаю, да.
— Я тоже так думаю.
Через минуту-другую она встала и поправила перед зеркалом свои светлые волосы. Он уже добрую тысячу раз видел этот ее жест, но сейчас почувствовал в нем какую-то отстраненность, отчего ему стало грустно.
— Что собираешься делать сегодня вечером? — спросил он.
Мэри обернулась, слегка озадаченная:
— Странно, что ты задал мне этот вопрос.
— Почему? Обычно ты сама рассказываешь о таких вещах. Только через тебя я могу контактировать с миром светских развлечений.
— Но прежде ты всегда соблюдал договоренности. Мы же договорились не спрашивать об этом, когда расстались по обоюдному согласию.
— Не придирайся к мелочам.
— Я не придираюсь, но у нас была договоренность. А что до моих планов на вечер, то их у меня просто нет. Биман звал на премьеру фильма, но Биман нагоняет на меня скуку. Еще звонили французы.
— Кто именно из них?
Она подошла к постели и взглянула на него пристально:
— Сдается мне, ты ревнуешь. Разумеется, жена. То есть, говоря точнее, звонил он, но пригласил меня от имени жены — она тоже там будет. Никогда прежде не видела тебя таким.
У Мартина хватило сообразительности беспечно подмигнуть — мол, пустяки это все, забудем, — но Мэри, к сожалению, не удержалась от последней реплики:
— Я думала, тебе нравится, что я с ними общаюсь.
— То-то и оно. — Мартин старался говорить медленно и спокойно. — Именно с ними, а сейчас выходит, что с ним.
— В понедельник они уезжают, — сказала она, не дав ему закончить фразу. — Возможно, я его больше никогда не увижу.