Человек разговаривает с ветром,

22
18
20
22
24
26
28
30

— А рядовой Мечников не клевал носом — он наблюдал. Кто первый обнаружил разведку противника? Мечников. А когда спешились и пошли в атаку, кто бежал впереди? Опять Мечников. Бежать по мокрой пашне ему было так же тяжело, как и другим, но он не поддался усталости. Дальше. При закреплении рубежа кто первый отрыл окоп? У кого он оказался глубже всех и аккуратнее? Все у того же Мечникова. Вот это и называется — активность. Поэтому командир батальона его и отметил. А если все мы будем так действовать, что получится?

— Поэма! — ответил сидевший напротив капитана солдат, и все опять засмеялись.

— Правильно, — улыбнулся и Дыночкин. — Не работа будет, а сплошное удовольствие, действительно поэма. Подведем итоги: высокая сознательность, труд — удовольствие. Это, товарищи, и есть подступы к коммунизму. А такие, как Мечников, — маяки коммунизма.

«Ишь ты, Мечников-то в маяки выходит, — усмехнулся старшина. — Ох, не закоптил бы этот маяк!»

Когда Рябов собрался уже уезжать в тыл, к нему подошел замполит:

— Завтра, наверное, весь день будет «бой». Смотрите, чтобы горячая пища была трехразовая и без опоздания.

— Как же ей быть без опоздания, товарищ капитан, когда рабочих на кухню до сих пор не выделили? Картошку кто будет чистить? Я с поваром не успею. Да и не положено нам.

— Возьмите из этой роты трех человек, она пока во втором эшелоне. Сейчас я скажу, чтоб выделили.

Сержанты медлили, никому не хотелось отправлять людей на хозяйственные работы. В поле только и учить солдат, а тут вдруг — картошку чистить! Выделили самых нерадивых. Однако Рябова не проведешь.

— Чего я с ними буду делать? — возмущенно жаловался он Дыночкину. — Мне нужно батальон кормить. Пища опоздает — комбат голову снимет, да и вас, товарищ капитан, начальники не похвалят. Давайте вот Мечникова, он уже обученный, себя показал. День поработает — ничего с ним не сделается. А завтра заменим. Из другой роты возьмем.

Капитан согласился. Мечников и с ним еще двое солдат забрались в кузов машины и уехали в тыл. Товарищи проводили их шутками и улыбками.

* * *

Хозяйственный пункт батальона расположился за высоткой, у ручья. Если бы не костер, его, пожалуй, и не найти. Костер плескался красный и яркий. Дыма не было видно: сразу над огнем он смешивался с густыми сумерками.

Мечников помогал повару мыть котлы походной кухни. Старшина Рябов, находившийся поблизости, как всегда, прислушивался к рассуждениям солдата.

— Здорово это в армии придумано — кухонный наряд. Посадили трех хлопцев: один варит, другой кочегарит, третий картошку чистит. И сразу — порядок. Триста человек могут прийти и поесть за двадцать минут!

— А кто же это первый придумал? — спросил вдруг неожиданно для самого себя старшина.

— Не знаю. Римляне, наверное, они мужики толковые были.

Мечников помолчал, выпрямился, оглянулся, будто искал в темноте старшину. Потом, опять согнувшись, заговорил:

— Придумано, конечно, здорово. Но не кажется ли вам, товарищ старшина, что за две тысячи лет можно было изобрести и еще кое-что более совершенное? Уж и рабство миновало, и феодализм, и капитализм, и даже социализм проходит, а мы все кашу на колеснице варим. Оружие от рогатки до атомной бомбы дошло! А кухня? Уверен, если бы кухню времен Александра Македонского к нашему автомобилю прицепить и утром подвезти ребятам завтрак, никто, наверное, не заметил бы ничего особенного. Нет, очевидно, не родился за эти двадцать веков ни один толковый хозяйственник.

Рябов, понимая, что ответственность за застой в развитии хозяйственной техники ложится не на него, улыбнулся и подумал: «Ну и пронзительный, язви его. Такого подучить — может старшиной роты стать… со временем».

Не подозревая о столь высокой оценке своих способностей, Мечников продолжал: