С этими словами Факел разжал пальцы, и разгоревшаяся бумажка устремилась вниз. У бизнесмена перехватило дыхание и замерло сердце. Бьющееся в истерике сознание Широкова в последние секунды успело отрисовать весьма необычную картину. Свет будто бы сложился над головами молчаливой троицы в причудливые ореолы, подобные нимбам. Словно это и не люди, а ниспосланные небом судии, которые пришли покарать его за все совершенные при жизни злодеяния…
Но обдумать эту мысль как следует и подивиться выкрутасам трепещущего разума строительный магнат не успел. Подожженная бумага еще не коснулась облитого керосином пола, а стены импровизированного узилища уже содрогнулись от оглушительного вопля боли и низкого гула, порожденного пляской огня. Обжигающие и причиняющие невообразимые муки пламенные языки кинулись яростно грызть инфестата, обугливая кожу и безжалостно влезая в глаза и раззявленный рот.
Дмитрий Аркадьевич вопил и катался по земле, ощущая, как медленно сгорают его нервные окончания. Как закипает кровь в теле, как лопаются сосуды и вены. Как трескается кожа и запекаются глазные яблоки. Огромные запасы энергии смерти, которые он столь рачительно сберегал и копил на протяжении лет, таяли. Но все это происходило слишком уж неспешно, безмерно продлевая агонию.
Бизнесмен давно должен был умереть. Его плоть прожарилась на глубину в несколько сантиметров. Он уже не мог дышать, не мог кричать, не мог шевелиться. Но все еще оставался в сознании. В конце концов, каким-то чудом его наполовину сварившийся мозг выдал последнюю спасительную идею. Не такую, которая могла б спасти его жизнь, но такую, которая избавила бы от страданий. Это ведь дар! Порочный дар не позволяет ему соскользнуть на другую сторону бытия, подальше от истязаний и мучений! Нужно что-то с этим сделать… Но как?
Напрягая до треска остатки своей воли, Широков приказал сидящей в нем темной сущности избавляться от всего некроэфира, что еще не успел сгореть. Она вроде как взбрыкнула, отказываясь подчиняться, но олигарх бросился исступленно штурмовать непокорный дар, заклиная его повиноваться. И океан тьмы все-таки сдался. Медленно, слишком медленно, но он начал покидать своего владельца.
Несмотря на то, что пленник старался исторгать из себя некроэфир на пределе возможностей, казнь все равно затянулась на неопределенно долгий срок. Испепеленные органы чувств и осязания не позволяли судить точнее. Самому Широкову казалось, что с того момента, когда Факел сбросил в яму зажженную бумагу, минули целые часы. Но все рано или поздно кончается, даже плохое. И вот милосердное небытие наконец-то опустило плотный колпак на искорку измученного разума, гася ее и навсегда отделяя от беспощадного мира людей.
Глава 5
Выпущенный снаряд не пролетел и половины дистанции до Аида, а Изюм уже понял, что он промазал. Секирин просто сжал кулак и будто бы растаял в воздухе. А возник на два шага левее своей изначальной позиции. Во время этого маневра Макс ощутил, как его дара коснулся всплеск чужой боли, но это мимолетное веяние исчезло так же быстро, как и появилось.
— Сука вертлявая, — прошипел Виноградов, снова наставляя ракетницу на первого инфестата.
Но выстрелить уже не смог. Огромная чудовищная лапа мягко, но непреодолимо сильно сомкнулась на его предплечье, а затем настойчиво потянула вниз, вынуждая опустить оружие.
— Нет-нет-нет! — кричал Изюм, безуспешно колотя химеру свободной рукой и скаля зубы, как попавший в капкан волк. — Я все равно доберусь до тебя, мразота! Я сделаю с тобой то же самое, что ты сделал с Артемом! Я… я…
Аид же начисто игнорировал направленный в его сторону поток угроз и оскорблений. Он двинулся к Максу, зияя абсолютной эмоциональной пустотой подобно ожившему мертвецу. Ни капли гнева. Ни тени злости. Ни крохи раздражения.
— Ты все неправильно понял, Третий, — сухо проговорил Секирин, впиваясь своим ужасающим взглядом в лицо беглого инквизитора. — Артём сделал свой выбор сам, как и остальные. Все эти люди, пошли со мной добровольно. Они пожертвовали собой и приняли смерть, чтобы у вашего мира оставался шанс жить.
Некогда известный на всю Россию медиум обвел руками темноту, и Изюм в первое мгновение не понял, к чему был этот жест. Но потом из мрака ночи стали появляться все новые и новые звериные силуэты. Один, два… пять… восемь. Химеры, каждая из которых была как две капли воды похожа на изуродованного некроэфиром Артема, одна за другой появлялись в поле зрения спецназовца. Они неспешно блуждали на самой границе видимости, гипнотизируя совершенством своих тел и змеиной пластичностью. Но почему-то не нападали…
Чудовища взяли россиянина в кольцо, отрезая все маршруты к отступлению. И теперь единственный путь к свободе пролегал через Аида, силуэт которого сливался с окружающей его темнотой.
— Я удивлен, Максим, что ты тоже считаешь меня безумным мясником, как все остальные, — почти по-человечески покачал головой Секирин. — Видимо, ты слишком сильно изменился со времен нашей встречи. Либо же всегда был таким, но я в тебе этого не разглядел.
Мертвая хватка химеры на руке Изюма вдруг ослабла, а сам монстр извернулся на птичий манер и проникновенно заглянул своим звериным оком в лицо бывшему сослуживцу. И хоть его полыхающий нечеловеческим огнем глаз даже отдаленно не напоминал бойца, из плоти которого Аид сотворил это порождение некроэфира, но… Но что-то все равно царапнуло душу Максу. Пронзительно знакомо и невыносимо тоскливо. Такие ощущения у Виноградова возникали по молодости. Всякий раз, когда он посещал могилы старых друзей.
Он понимал, что Артем уже давным-давно мертв, что нет никакой надежды его увидеть снова. Но почему-то казалось, будто его старый товарищ все еще жив. Просто заперт в теле измененной нежити…
— Все-таки почуял? — вторгся в путаницу невеселых мыслей инквизитора голос Секирина.
— Что я должен почуять? — слегка хрипловато переспросил Изюм, с ненавистью смотря то на Аида, то на бесполезную ракетницу в ладони.