— Мы с Уолтером превратились в фанатиков, — сказал Кельстейн. — Мы изучали историю фальшивых денег. Их начали печатать в тот самый день, как только появились бумажные купюры. Это не прекращается и по сей день. Мы стали специалистами своего дела. И сохранили свой интерес и после окончания войны. Мы поддерживали связь с правительственными ведомствами. В конце концов, несколько лет назад подкомитет сената попросил нас подготовить доклад. Без лишней скромности могу утверждать, что он стал своеобразной библией борцов с фальшивыми деньгами. Естественно, ваш брат был с ним знаком. Вот почему он встречался со мной и Уолтером.
— Но о чем вы говорили?
— Джо был новой метлой. Его пригласили, чтобы решать застаревшие проблемы. Он действительно был очень талантливым человеком. Его задача состояла в том, чтобы искоренить производство фальшивых денег. Так вот, эта задача невыполнима. Мы с Уолтером прямо сказали ему об этом. Но ваш брат почти добился успеха. Он долго думал и, в конце концов, нашел решение, ошеломляющее своей простотой. Он практически полностью положил конец печатанию фальшивых денег на территории Соединенных Штатов.
Я сидел в маленьком захламленном кабинете и слушал старого профессора. Кельстейн знал Джо лучше меня. Был посвящен в надежды и замыслы Джо. Радовался за его успехи. Переживал за неудачи. Они долго беседовали, оживленно, заводя друг друга. А я последний раз разговаривал с Джо после похорон матери. Мы обменялись лишь парой слов. Я даже не спросил, чем он занимается. Я не смотрел на него как на своего старшего брата. Я смотрел на него просто как на Джо. Я не знал правды, не знал, что мой брат высокопоставленный государственный чиновник, в подчинении у которого сотни людей, которому Белый Дом доверяет решение важных проблем, который может произвести впечатление на такого умного старика, как Кельстейн. Я сидел в старом кресле, чувствуя себя отвратительно. Я потерял что-то такое, о существовании чего даже не догадывался.
— Его система была просто гениальной, — продолжал Кельстейн. — Он точно определил, куда нанести удар. Целью стали бумага и краска. В конце концов, все ведь сводится к бумаге и краске, разве не так? Стоило только кому-нибудь купить бумагу или краску, пригодные для изготовления фальшивых банкнот, как люди Джо уже через несколько часов узнавали об этом. В считанные дни фальшивомонетчиков накрывали. Он сократил объемы производства фальшивых денег на территории Соединенных Штатов на девяносто процентов. А оставшиеся десять процентов преследовал так рьяно, что накрывал их до того, как фальшивки успевали распространить. Я был просто поражен.
— Так в чем была проблема? — спросил я.
Кельстейн взмахнул своими белыми сморщенными ручками, словно откладывая один сценарий и принимаясь за следующий.
— Проблема находится за границей. Не в Соединенных Штатах. Там ситуация совершенно иная. Вы знаете, что за пределами Штатов наличных долларов вдвое больше, чем в стране?
Я кивнул. Повторил вкратце то, что говорила мне Молли. Доверие и надежность. Опасения внезапного крушения привлекательности доллара. Кельстейн кивал, будто я был студентом, и ему нравились мои тезисы.
— Совершенно верно, — сказал он. — Тут гораздо больше политики, чем экономики. В конце концов, защита национальной валюты является одной из первостепенных задач государства. За рубежом двести шестьдесят миллиардов наличных долларов. В десятках стран американский доллар является неофициальной валютой. Например, в России долларов больше чем рублей. По сути дела, Вашингтон взял гигантский иностранный заем. При других обстоятельствах нам приходилось бы одних процентов выплачивать в год двадцать шесть миллиардов. Ну а так это ничего не стоит, если не считать затрат на печать портретов умерших политиков на клочках бумаги. Вот к чему все сводится, мистер Ричер.
Продавать наличную валюту за границу — самое выгодное предприятие для государства. Так что в действительности работа Джо приносила нашей стране двадцать шесть миллиардов долларов в год. Он подходил к ней с бесконечным рвением.
— Так где же эта проблема? — спросил я. — Географически?
— Основных мест два. Во-первых, Ближний Восток. Джо считал, что в долине Бекаа есть завод, выпускающий практически безупречные сотенные купюры. Но тут он ничего не мог предпринять. Вам доводилось бывать в тех краях?
Я покачал головой. Некоторое время я служил в Бейруте. Я знавал тех, кому по той или иной причине приходилось отправляться в долину Бекаа. Немногие вернулись назад.
— Территория Ливана, контролируемая Сирией, — продолжал Кельстейн. — Джо называл ее «бэдлендс» — плохие места. Там есть все. Лагеря подготовки террористов, лаборатории по производству наркотиков — все что угодно. В том числе, очень неплохая копия нашего управления чеками и печатями.
Я задумался. Вспомнил службу в Ливане.
— И под чьей это крышей?
Кельстейн улыбнулся. Кивнул.
— Проницательный вопрос, — сказал он. — Вы интуитивно поняли, что в таких масштабах операция становится настолько сложной, настолько заметной, что у нее должен быть покровитель. Джо полагал, что за всем этим стоит правительство Сирии. Поэтому его участие было минимальным. Он считал, проблему можно решить только дипломатическим путем. Если же это не удастся, он выступал за авиационные удары. Возможно, настанет день, и мы станем свидетелями такого решения.
— А второе место? — спросил я.