— Чужая я вам, чужая! — ища опоры и не находя, выкрикнула Татьяна. — Миша ведь муж мне, а вы!.. — Она вслепую тыкалась вокруг себя, потом бросилась на кровать, где спала дочка. — Уйду я, уйду... Мы с ней уйдем...
Галина Ивановна поняла, что не шутит невестка — какие уж тут шутки, — а возьмет и уйдет, что тогда будет? Ей сделалось страшно, почти так же страшно, как в день, когда принесли похоронную.
— Вот скоро уже отец придет, — сказала упавшим голосом, — он все и расскажет...
— Что расскажет?..
От тяжких мыслей, которые роились в голове, и молитв, которые повторяла Галина Ивановна, все путалось, мешалось. Со своим-то горем не успела примириться... Не выдержала она, упала на грудь невесткину и зарыдала громко, приговаривая и захлебываясь словами:
— Мишенька, сыночек мой дорогой! И на кого же ты нас, сиротинок, оставил!..
Антипов, придя домой, застал жену и невестку, в обнимку спящих на кровати. Слезы и горе сморили их, обессилили. А внучка лежала рядом и, словно понимая что-то, сосредоточенно смотрела в потолок.
Обо всем догадался он и не стал будить женщин. Кое-как перепеленал внучку, вынес на улицу. Там устроился на лавочке возле крыльца. Его обступили соседи: не бывало, чтобы сам — сам! — Антипов с ребенком гулять вышел. Не случилось ли уж чего-нибудь?
— Головкой-то, Захар Михалыч, на левую руку надо положить, — посоветовала соседка.
Он попробовал, не получилось.
— Неудобно так, — сказал виновато.
И засмущался своему неумению.
— Где там, мужик и есть мужик.
Женщины заулыбались, чувствуя свое превосходство, и полезли заглядывать под одеяльце. Галина Ивановна не очень-то разрешает это, бережет внучку от дурного глаза.
— Какая хорошенькая!
— Ну прямо куколка!.. — хвалили женщины.
Может, кто-то при этом и покривил душой, польстил Антипову, а скорее — нет, потому что внучка его была первым ребенком, родившимся в поселке за время войны. Первым и пока единственным. Ей предстояло жить в будущем, а значит, наступит оно — мирное, счастливое будущее. Не для того же рождаются дети, чтобы жить в страданиях и горе.
Антипов около часа пробыл на улице, покуда внучка не расплакалась.
Жена с невесткой, когда он вернулся в комнату, накрывали стол к обеду. Обе молчали, как будто ничего не случилось, и это было ни на что не похоже, их согласное молчание, а потому злило Захара Михалыча.
— Кормить пора, — строго сказал он, осторожно опуская внучку на кровать. — Хнычет.
ebooksa