Вечные хлопоты. Книга вторая

22
18
20
22
24
26
28
30

— Постараюсь. — Она поняла его иронию и то, что он показывает Косте, будто имеет на нее какие-то особые права.

Он достал записную книжку, написал что-то и, вырвав листок, протянул Наталье:

— Это мой ленинградский телефон. Может, и понадобится... Заодно позвони Ирине, поздравь от моего имени с Новым годом.

— Если вы этого хотите, Сергей Владимирович, я позвоню.

Он поморщился и потянулся, чтобы взять чемодан. Уже объявили по трансляции, что поезд прибывает.

— Простите я понесу! — решительно сказал Костя и, подхватив чемодан и саквояж, пошел на перрон.

Где-то далеко в ночи вспыхнул огонек. Он быстро рос, потом стал слышен шум приближающегося поезда.

— Ну!.. — Наталья протянула Сергею руку. У нее вдруг возникло чувство, что они никогда больше не увидятся.

— Нам надо вперед, седьмой вагон там, — сказал Костя.

Поезд уже тормозил у перрона станции Белореченск...

Все-таки Наталья не выдержала и, едва устроившись в купе, достала из сумочки конверт, который дал Зиновий Евграфович. Повертела в руках, точно взвешивая, хотела спрятать обратно, однако любопытство взяло верх.

Она вскрыла конверт и прочла:

«Н. М.! Если Вы решите не возвращаться, пусть это Вас не беспокоит. Поверьте, я все понимаю — вспомните наш первый разговор. Документы и деньги, которые Вам причитаются, вышлем, только сообщите адрес. С пропиской-выпиской, кажется, проблемы нет? Насколько я знаю, Вы в Белореченске не успели прописаться. Всего Вам доброго в жизни. ЗЕТ».

Первым побуждением Натальи было оскорбиться, потому что она вовсе не намеревалась оставаться дома. Значит, Зиновий Евграфович как бы намекает, что ей лучше не возвращаться?.. Но почему же он, человек откровенный, искренний, не сказал об этом прямо? Разве она не сумела бы понять? Ну, не подошла, не справилась, бывает... Однако думать так — означало думать плохо о редакторе, а этого Наталья не могла. Выходит, причина, заставившая Зиновия Евграфовича написать эту записку, в ней?..

Поезд шел сквозь зимний нарядный лес, и лес из окна казался ненастоящим, точно на многократно увеличенной рождественской открытке, какие еще иногда встречаются в старинных семейных альбомах. Спортивного сложения, неотличимые одна от другой, словно на физкультурном параде, пробегали ровные шеренги сосен; чуточку надменно, укутанные в снег, будто мудрые старцы в шубы, проплывали мимо окна ели...

«Красота-то какая!» — рассеянно думала Наталья. И еще она думала о том, что ежедневно тысячи людей, обремененных заботами, уставших от дел и от своей слишком ответственной миссии на земле, проезжая сквозь эту красоту, мечтают раствориться в ней, согласны променять на покойную благодать и теплые квартиры, и комфорт... А раствориться нельзя, как нельзя и обрести благодать вне жизни, которая не бывает без усталости и забот. Может быть, поэтому люди и не уходят искать покоя в леса, хотя много и часто, слишком даже много и часто, говорят об этом. А уходящие всегда возвращаются на круги своя...

В дверь купе постучали.

— Открыто, — сказала Наталья.

Заглянула женщина, заученно предложила:

— Пирожки, бутерброды с сыром, кефир. Не желаете?