Джон Картер – марсианин

Я очень любил Поуэля. Он был настоящим мужчиной и хорошим, верным товарищем. С чувством глубокой скорби я прекратил свои тщетные попытки оживить его.

Оставив тело Поуэля, я вполз внутрь пещеры на разведку. Она была примерно сто футов в диаметре и тридцать или сорок футов в высоту. Ровный, хорошо утоптанный пол и многие другие признаки говорили, что когда-то, в отдаленные времена, пещера эта была обитаемой. Задняя стена ее скрывалась в густой темноте, так что я не мог разобрать, имеются ли там еще ходы.

Постепенно я начал ощущать приятную сонливость, которую счел результатом своей усталости от длительной верховой езды, опасностей борьбы и погони.

Теперь я чувствовал себя относительно безопасно, ведь один человек мог спокойно защищать тропинку, ведущую в пещеру, от целой армии.

Охватившая меня полудремота вскоре стала так сильна, что я с трудом боролся с желанием броситься на землю и заснуть. Я сознавал, что это совершенно недопустимо, так как означало бы верную смерть от рук моих краснокожих «друзей», которые могли нагрянуть каждую минуту. Сделав над собой усилие, я направился к выходу из пещеры, но сильное головокружение буквально отбросило меня к боковой стене, и я навзничь упал на землю.

2. Избавление от смерти

Блаженное ощущение охватило меня, мускулы ослабели, и я был уже готов заснуть, как вдруг услышал приближающийся конский топот. Я хотел вскочить на ноги, но с ужасом ощутил, что мышцы отказываются повиноваться. Я не мог пошевелить ни одним членом, словно превратился в камень. И теперь впервые заметил, что пещеру наполняет какой-то полупрозрачный туман, он виден лишь у самого выхода, где озарен дневным светом. Ядовитый газ! Странно только, почему я сохранил мыслительные способности, потеряв способность двигаться.

Я лежал лицом к выходу, откуда мне была видна узкая полоска тропы между пещерой и поворотом утеса. Звук приближающегося лошадиного топота прекратился, и я понял, что индейцы уже спешились и теперь осторожно подкрадываются ко мне. Положение было безнадежным, оставалось только надеяться на скорую смерть, так как фантазия дикарей, изобретающих пытки, безгранична.

Ждать пришлось недолго. Легкий шорох известил меня, что враг рядом. Из-за гребня скалы показалось ярко раскрашенное лицо воина, и дикие глаза впились в меня. Я был уверен, что прекрасно виден в полумраке пещеры, так как лучи утреннего солнца падали через вход прямо на меня.

Однако краснокожий стоял неподвижно, с вытаращенными глазами и открытым ртом. Затем показалась еще одна дикая физиономия, потом третья, четвертая и пятая, и каждая являла собой воплощение страха, но причина их испуга была мне непонятна. Столпившиеся у пещеры шепотом что-то с ужасом передавали остальным.

Внезапно из глубины пещеры, откуда-то позади меня, раздался слабый, но внятный стон. Как только он достиг слуха индейцев, они повернулись и бросились бежать. Паника охватила их до такой степени, что одного из них в спешке столкнули с утеса вниз головой на острые камни. Некоторое время в воздухе еще раздавались их крики, затем все стихло.

Звук, испугавший моих врагов, больше не повторялся, но и одного раза было достаточно, чтобы я мог думать только о неизвестном, скрывавшемся во мраке. Страх – относительное понятие. То, что я испытывал тогда, не идет ни в какое сравнение с ощущениями, например, во время смертельной опасности на войне. На войне жизнь моя была в моих руках, теперь же я оказался парализован, спиной к неизвестной опасности, один звук которой обратил в бегство бесстрашных апачей. Я много испытал в жизни страшного, теперь испытывал настоящий ужас.

Несколько раз мне казалось, что я слышу позади себя слабый шорох, как будто кто-то осторожно двигается. Но ничего не происходило, и мне оставалось лишь ждать и надеяться, что мой паралич исчезнет так же внезапно, как возник.

К концу дня конь, стоявший до сих пор не привязанным у входа в пещеру, повернулся и медленно отправился вниз по тропинке в поисках пищи и воды. И вот я остался один на один с таинственным существом позади себя. С этой минуты и до полуночи вокруг меня царила тишина – тишина смерти. В полночь из густого мрака пещеры опять раздался ужасный стон и послышался звук движения какого-то существа, как слабое шуршание сухих листьев. Я еще раз сделал отчаянную попытку встать, но разум мой был бессилен разрушить оковы.

Внезапно я ощутил сильный внутренний толчок, мгновенную тошноту, услышал резкий звук и почувствовал себя стоящим у стены пещеры. В эту минуту лунный свет озарил внутренность пещеры, и прямо перед собой я увидел собственное тело. Оно лежало в той же позе: с широко открытыми глазами, устремленными к выходу из пещеры, с безжизненно раскинутыми руками. Охваченный полнейшей растерянностью, я переводил взгляд со своей недвижимой земной оболочки, лежавшей на полу, на себя, стоящего у стены. У стены я стоял совершенно нагой, как в час своего рождения.

Превращение было настолько неожиданным, что на минуту я забыл обо всем, кроме своей чудесной метаморфозы. Первой моей мыслью было: неужели это и есть смерть? Неужели я действительно оказался по ту сторону жизни? Но я ясно ощущал сильный стук сердца – результат попытки освободиться от сковавшего меня онемения. Дыхание было прерывистым, из каждой поры тела выступил холодный пот. Я ущипнул себя и убедился, что не сплю.

Тут повторившийся глухой стон из глубины пещеры вернул меня к реальности. Я наг и безоружен, и нет ни малейшего желания стать лицом к лицу с невидимым врагом.

Я не мог себя заставить прикоснуться к собственному безжизненному телу, чтобы взять револьверы. Карабин был прицеплен к седлу ушедшего коня. Единственным выходом из создавшегося положения было бегство. Это решение укрепилось, когда я вновь услышал шуршащий звук из темноты пещеры.

Я быстро проскользнул наружу и очутился под звездным небом ясной аризонской ночи. Резкий и свежий горный воздух освежил меня, и я почувствовал, как с ним в меня вливается новая жизнь и новая отвага. Остановившись на краю выступа, я старался прояснить свое помутившееся сознание. Я размышлял о том, что в течение многих часов пролежал совершенно беспомощный в пещере, и все же ничто не причинило мне вреда. Здравый смысл подсказывал, что недавние шорохи происходили от каких-нибудь естественных и совершенно невинных причин. Может быть, само строение пещеры таково, что их производило легкое дуновение ветра.

Я решил вновь отправиться на разведку. Но прежде поднял голову, чтобы наполнить свои легкие чистым горным воздухом. Взгляд мой упал на расстилающуюся передо мной прекрасную панораму горных хребтов и равнин, поросших кактусом. Эта картина под фосфорическими лучами луны завораживала.