— Да, но волновался я тогда не потому, что опасался за ее жизнь. Для этого у меня не было никаких оснований. Просто она показалась мне чрезмерно возбужденной.
— Была ли она возбуждена до такой степени, что могла сама совершить над собой насилие? — спросил Аллейн.
— Едва ли, — сказал Натуш, разглядывая свои руки. — Однако ее состояние казалось мне каким-то неустойчивым. А такое иногда бывает и у самоубийц.
— Понятно. Ну-ну!
— Я что-то не так сказал, мистер Аллейн?
— Не то чтобы не так, но я просто представил себе ваше выступление в качестве свидетеля.
— Свидетеля защиты? — спокойно уточнил доктор.
— Да, именно защиты.
— Вероятно, мне придется рассказать все это при перекрестном допросе, — сказал доктор. — И раз уж мы заговорили на эту тему, позвольте мне дать вам совет: мне кажется, вашей жене не следует оставаться на «Зодиаке». У нее было тяжелое потрясение, она подвержена приступам мигреней, и, по-моему, перспектива пробыть еще день на борту ее несколько пугает.
— Нет-нет, — сказала Трой. — Теперь это вовсе меня не пугает.
— «Теперь», то есть когда здесь оказался ваш муж. Но он, я полагаю, будет очень занят. Простите мою настойчивость, но почему бы вам не снять номер в гостинице в Рэмсдайке или в Норминстере? Это совсем рядом.
— Я с вами вполне согласен, — сказал Аллейн, — но это было бы сопряжено с известными трудностями. Если отпустить отсюда мою жену…
— То кое-кто из нас и для себя может потребовать того же? И все-таки я предлагаю увезти ее немедленно и подтвержу, что настаиваю на этом, как лечащий врач миссис Аллейн.
— Рори… ты считаешь, так будет лучше?
— Да, дорогая, безусловно. Как далеко отсюда до Норминстера? — спросил Аллейн, повернувшись к Натушу.
— Шесть миль и три восьмых.
— Какая точность!
— Доктор Натуш — картограф, — сказала Трой. — Ты непременно должен посмотреть его работу.
— С удовольствием, — вежливо ответил Аллейн. — В какой гостинице ты останавливалась, у Перси?
— Да.