Я продолжал молчать.
– Внешность – штука субъективная. И я не единственная женщина, которой двадцать шесть. В мире шесть миллиардов человек, причем тенденция такова, что население земного шара молодеет. Значит, половине его жителей пятнадцать лет и меньше. Таким образом, получается три миллиарда человек от шестнадцати и старше. Если продолжать в том же духе, получится, что примерно двенадцать процентов из них составляют те, кому между двадцатью и тридцатью. Иными словами, триста шестьдесят миллионов. Примерно половина из них женщины, то есть сто восемьдесят миллионов. Даже если хотя бы одну из ста можно оценить в баре в Калифорнии как красивую, тогда вероятность того, что Джон Сэнсом является другом моей матери, в десять раз выше, чем то, что я имею какое-то отношение к исчезновению сына Сьюзан Марк.
Я кивнул, потому что с точки зрения арифметики Лиля Хос была права на все сто.
– И, возможно, правда состоит в том, что Питер Марк на самом деле действительно куда-то сбежал со своей девушкой. Да, я знаю его имя. И вообще всё о нем. Сьюзан рассказала мне по телефону. Мы обсуждали с ней все наши проблемы. Она не любила сына и презирала то, чем он стал. В нем сосредоточилось все, что она не переносила. Сьюзан говорила, что он пустой мальчишка с незрелыми взглядами на жизнь, для которого главным является студенческое братство. Он отказался жить с ней и остался с отцом. Хотите услышать почему? Потому что Питер помешан на своем происхождении, а Сьюзан удочерили. Вам известен этот факт? Он смотрел на нее как на человека, зачатого вне брака, и ненавидел. Я знаю про Сьюзан Марк больше, чем кто-либо другой. Она была одинокой, закрытой женщиной, я стала ее другом, и она радовалась возможности приехать сюда и встретиться со мной.
И тут я почувствовал, что Терезе Ли пора уходить, да и сам хотел убраться из номера до того, как здесь снова объявится Леонид. Поэтому я кивнул и пожал плечами, как будто задал все вопросы и мне больше нечего было сказать. Лиля Хос спросила, не отдам ли я ей флешку, которую Сьюзан Марк мне передала. Я не сказал ни «да», ни «нет». Я вообще ничего ей не ответил. Мы просто еще раз обменялись рукопожатиями, а потом мы с Терезой Ли вышли из номера. За нами закрылась дверь, и мы по тихому коридору направились к лифту. Звякнули, открываясь, двери. Оказавшись внутри, мы посмотрели друг на друга в зеркала на стенах, и Ли спросила:
– Ну и что ты думаешь?
– Я думаю, что она красивая, – ответил я. – Одна из самых красивых женщин, которых я видел в своей жизни.
– Кроме этого.
– Потрясающие глаза.
– Кроме глаз.
– Я думаю, что она тоже одинокая женщина. Одинокая и закрытая. Она говорила про Сьюзан, но вполне могла бы сказать то же самое и о себе.
– А как тебе ее история?
– Красивые женщины получают автоматически чуть больше доверия?
– Только не у меня, приятель. В любом случае ее красота пройдет. Лет через тридцать она будет выглядеть как ее мать. Ты ей поверил?
– А ты?
Ли кивнула.
– Я ей поверила. Потому что такую историю до смешного легко проверить. Только дурак дал бы нам столько шансов выяснить, что она врет. Например, в армии действительно есть офицеры пресс-службы?
– Сотни.
– Значит, нам нужно найти того, к кому она обратилась за помощью, и попросить его подтвердить ее слова. Мы даже в состоянии отследить телефонные звонки из Лондона. Я могу связаться со Скотленд-Ярдом. Причем сделаю это с радостью. Представляешь, ко мне подходит Доэрти, чтобы что-то сказать, а я ему говорю: «Не мешай, дружище, я разговариваю со Скотленд-Ярдом». Это же мечта каждого детектива.
– В НАСА зарегистрированы все звонки, – сказал я. – Звонки из-за границы в Министерство обороны. Их наверняка уже анализируют в каком-нибудь отделе разведки.