В воздухе раздается скрип дверей, который повторяется буквально через каждые пару минут, а сквозь закрытые веки время от времени просачивается ядовитый серебристый свет флуоресцентных ламп.
Меня сильно потряхивает, но я все еще ощущаю, как в суматохе меня везут на каталке в неизвестном направлении. Тело будто отказывается слушаться. Я физически не могу пошевелиться и складывается ощущение, что невыносимая острая боль парализовала все конечности.
Все, о чем я думаю сейчас — пронзительная боль и то, когда же она закончится, чтобы я, наконец, обрела покой.
Я прилагаю титанические усилия, чтобы сделать очередной вдох.
Грудная клетка болезненно сокращается, а мышцы во всем теле никак не могут расслабиться от бесконечного напряжения. Кожа липкая и холодная, а кости болезненно ноют с такой силой, будто меня переехал целый батальон танков.
Губы разучились шевелиться, теперь они припухли от бесконечного застоя с небольшими корочками засохшей кожи. Во рту пересохло настолько, что мне с непосильным трудом удается сглотнуть слюну лишь с третьего раза. Нос и рот обрамляет что-то наподобие кислородной маски, благодаря которой каждый мой тяжкий вдох сопровождается соответствующим шумом.
Вокруг тишина. Я нахожусь в вакуумном пространстве, но в течении нескольких секунд слух постепенно улавливает раздражающий датчик.
Сбоку что-то пищит.
Спустя мгновение я осознаю, что эта штука — кардиомонитор — с точностью отображает мой пульс. Медленный, мгновениями едва уловимый писк.
Не могу пошевелиться.
Я напрягаюсь еще больше. Тело отзывается какой-то невероятной ноющей болью в мышцах и во всех существующих костях. Спустя пару минут мне удается пошевелить подушечками пальцев, они отзываются едва заметным острым покалыванием, будто в каждый палец пытаются вонзить тысячи игл.
Тело полностью онемело. Сколько я лежу? Несколько часов, дней, недель?
Чувствительность постепенно доходит и до локтей. Я начинаю ощущать какие-то покалывания… будто иглы в венах. Нет, это не покалывание. Это настоящие медицинские иглы, вероятно, что-то наподобие системы.
Я однозначно нахожусь в корпорации.
Все повторяется снова и снова, как и три месяца назад. Прямо сейчас я открою глаза и столкнусь со знакомыми стенами госпиталя «Нью сентори».
Но тут я сталкиваюсь с новой проблемой — раскрыть слипшиеся веки оказывается непосильной задачей. Секунда, две, три, и мои зрачки улавливают едва просачивающийся свет. Сначала он имеет красноватый оттенок, но затем постепенно превращается в полноценный ослепляющий свет. Ядовитое освещение серебристых флуоресцентных ламп внезапно ударяет в глаза, и с непривычки я резко сжимаю веки, отчего глаза говорят мне спасибо.
Постепенно, раз за разом я привыкаю к пронзительному освещению и, наконец, мне удается полноценно раскрыть веки. Несколько раз моргаю, чтобы сбить прозрачную пелену на зрачках, и тут же наталкиваюсь на зоркие глазки камер, которыми усыпан каждый угол помещения. Глубоко внутри они едва заметно мелькают красным, продолжая записывать каждое мое движение.
Перевожу голову в сторону, она отзывается чертовски острой болью в затылке. Сглатываю, ощущая, как боль постепенно стихает, и рассматриваю кардиомонитор, отображающий учащенный пульс. Когда начинаю постепенно оглядывать помещение, в котором нахожусь неопределенное количество времени — датчик начинает учащенно громко пищать, действуя мне на нервы. Он полностью отображает мое состояние и сдает с потрохами.
Меня поместили в помещение с прозрачными стеклами вместо привычных бетонных стен. По ту сторону стекла мимо моей палаты снуют люди в белоснежных халатах с непроницаемыми лицами и бумагами в руках. Они абсолютно не обращают никакого внимания на тот факт, что я пришла в себя.
У меня перехватывает дыхание.