– Да? – услышали они мужской голос.
Уэствуд вновь выпрямился и повторил ту же чепуху, что и во время предыдущего разговора, – свое имя, «Лос-Анджелес таймс», ответный звонок и извинения за задержку.
– Сэр, я не уверен, что понимаю вас, – сказал голос.
«Пожилой мужчина», – решил Ричер. Он говорил медленно и учтиво, казалось, будто он находится не в Мемфисе, а где-то совсем рядом.
– Вы звонили мне в «Лос-Анджелес таймс» два или три месяца назад, и вас что-то тревожило.
– Сэр, если и так, то я этого не помню, – ответил старик. – И если я вас как-то оскорбил, то приношу свои самые глубокие извинения.
– Нет, вы нисколько меня не оскорбили, сэр. Никаких извинений не требуется. Просто я хотел узнать, что вас встревожило. Ничего больше.
– О, у меня нет поводов для тревог. Я чувствую себя совершенно счастливым.
– Но зачем тогда вы мне звонили?
– Я действительно не могу ответить на ваш вопрос. Я даже не уверен, что звонил вам.
Уэствуд посмотрел на Чан, затем перевел взгляд на экран и сделал вдох, собираясь снова заговорить, но в этот момент раздался приглушенный шорох, потом новый щелчок, очевидно, трубка перешла из одной руки в другую, и они услышали женский голос.
– Извините, кто это говорит? – спросила она.
– Эшли Уэствуд, мадам, из «Лос-Анджелес таймс»; я делаю ответный звонок – кто-то звонил нам с вашего номера.
– Недавно?
– Два или три месяца назад.
– Значит, это был мой муж.
– Могу я с ним поговорить?
– Вы только что с ним разговаривали.
– Понятно. Он не помнит своего звонка.
– И ничего удивительного. Два или три месяца – очень большой срок.