Тех, что вызвали бы сомнения, не было ни одного.
Клопп сказал что-то по-немецки, и переводчица пояснила:
– Он просит прощения за то, что от него мало пользы.
– Спросите, насколько он уверен насчет тех снимков, которые отложил в сторону, – сказал Ричер.
– Сто процентов, – перевела она ответ.
– Впечатляет.
– Он говорит, что у него так устроены мозги. – Переводчица замолчала, посмотрела на Ричера, который попросил ее говорить ему все, что она услышит, потом на Гризмана, как будто спрашивала разрешения. – Мистер Клопп учился на аудитора в Восточной Германии, – сказала она, – и был заместителем начальника на очень крупной фабрике рядом с польской границей. Он хочет, чтобы мы понимали, что его нынешняя работа – это шаг назад по сравнению с тем, чем он занимался раньше. Но все приличные места здесь закрыты для этнических немцев, их предпочитают отдавать эмигрантам из Турции.
– Он не хочет сделать перерыв? Ему осталось просмотреть еще восемьдесят фотографий.
Она спросила, Клопп ответил, и она перевела:
– Он с радостью продолжит. Он отлично помнит лицо американца, вне зависимости, есть оно здесь или нет. Он предложил вам сравнить эти снимки с фотороботом, который нарисует художник. Он думает, тогда вы увидите, что его выводы совершенно верны.
– Хорошо, пусть продолжает.
В четвертой стопке не оказалось фотографии нужного им человека, даже гипотетически. Клопп просмотрел сто шестьдесят снимков, и Нигли подтолкнула к нему оставшиеся сорок. Ричер молча наблюдал. Вот Клопп берет фотографию большим и указательным пальцами, держит ее спокойно, не слишком близко, но и не далеко. Хорошее зрение, в очках. Полная сосредоточенность, не скучающий взгляд или нетерпеливая гримаса. Спокойно, внимательно. Он допрашивал эти фотографии, одну за другой, изучая все детали. Глаза, скулы, рот. Да или нет.
Через некоторое время – «нет». Всегда «нет». Снимки падали на стол. Ричер уже увидел сто семьдесят вариантов того, кем их человек не был. Что помогало определить, кем он был. Ровно то, что сказал Клопп, – глубоко запавшие голубые глаза, выступающие скулы, тонкий нос, суровый рот, твердый подбородок. Вариантов не осталось. Волосы цвета соломы, нормальные с боков и слишком длинные наверху. Как особая прическа.
Ричер наблюдал.
Стопка отложенных фотографий росла.
Тех, что вызвали бы у Клоппа сомнения, не было.
И вот он взял последний снимок, посмотрел на него так же внимательно, как на предыдущие, и отложил в сторону.
Ричер позвонил из кабинета Гризмана. Ему ответил Лэндри, который позвал Вандербильта, тот – сонного Уайта. В Вирджинии было пять утра.
– Свидетель совершенно точно видел ту встречу. Его рассказ соответствует сценарию. Шансы, что то же самое произошло в том же районе и в то же время, астрономически малы, – сказал Джек.
– Он идентифицировал американца?