Судьба не всегда благоволила к нему, но он не сдавался. Объяснение тут было немудреное: «На каждого умершего дурака рождается десяток других».
Однако перед тем вечером, когда ему встретился старик, бедняга Красавчик провел полдня, совещаясь в отеле на предмет финансовых дел. Мнения, бесцеремонно высказанные двумя его сообщниками, нисколько его не смутили, но огорчительно было то, что ему отказали в доверии.
Он свернул на Уиткомб и направился к Чаринг-Кросс. Гнев лишь усугубил природное уродство его лица, и немногие встречные, поглядывавшие на него, слегка поеживались.
В восемь вечера улица Уиткомб не слишком многолюдна, и когда старик с ним заговорил, поблизости не было никого. Старик сидел на корточках в каком-то подъезде вблизи Пэлл-Мэлл, и Красавчик не сразу его разглядел.
— Эй, Красавчик! — окликнул его старик.
Красавчик обернулся.
Он увидел в темноте смутные очертания человеческой фигуры, чьей единственной примечательной чертой была непомерно длинная белая борода.
— Привет! — неуверенно ответил он. (Он напряг память, но мог поклясться, что борода эта ему незнакома.)
— Холодно... — сказал старик.
— Чего вам надо? — сухо спросил Томпсон. — Кто вы?
— Просто старик, Красавчик.
— Если это все, что вы мне хотели сказать...
— Почти все. Не желаете ли купить газету? Уверяю вас, она не такая, как все.
— Не понимаю. Что значит — не такая, как все?
— Это завтрашний вечерний номер «Эхо», — спокойно сказал старик.
— Вы, наверно, сбрендили, приятель, в этом все дело. Послушайте, времена теперь нелегкие, но вот вам монетка, и пусть она принесет вам удачу! — Был Томпсон плутом или не был, ему была присуща щедрость людей, неуверенных в завтрашнем дне.
— Удачу! — ласково хохотнул старик, отчего Красавчика передернуло.
— Послушайте, — сказал он, чувствуя что-то неправдоподобное и странное в этой смутно темневшей фигуре. — Что это за игра?
— Самая древняя в мире игра, Красавчик.
— Оставьте в покое мое прозвище, прошу вас.