Я протянул ему книгу и записал по памяти его рассказ про морской бой, обращаясь к Чарли время от времени с просьбой уточнить ту или иную деталь или факт. Он отвечал, не отрывая глаз от книги, так уверенно, будто черпал все свои сведения из лежавшего перед ним текста. Я говорил с Чарли, как обычно, не повышая голоса, опасаясь прервать поток его мыслей. Я понимал, что он отвечает мне бессознательно, ибо душой он далеко в море, с Лонгфелло.
— Чарли, — снова начал я, — когда на галере начинался бунт, как гребцы убивали надсмотрщиков?
— Отрывали скамейки от настила и разбивали надсмотрщикам головы. Бунты обычно начинались в шторм. Однажды надсмотрщик с нижней палубы соскользнул с помоста и растянулся среди гребцов. Они, не поднимая шума, задушили его, прижав закованными в кандалы руками к борту галеры; другой же надсмотрщик не видел в темноте, что произошло. А когда он спросил, его стащили с помоста и тоже задушили; потом гребцы с нижней палубы пробивались наверх — с палубы на палубу, громыхая обломками скамеек за спиной. Как они вопили!
— Ну, а потом?
— Не знаю. Герой скрылся — тот самый рыжеволосый, рыжебородый парень. Но это, похоже, произошло уже после того, как он захватил нашу галеру.
Звук моего голоса раздражал Чарли, и он сделал едва заметное движение левой рукой, будто досадуя, что его отрывают от чтения.
— Ты никогда раньше не говорил, что герой был рыжий и что он захватил вашу галеру, — заметил я, выдержав благоразумную паузу.
Чарли не отрывал глаз от книги.
— Он был рыжий, как лисица, — произнес он, словно размышляя вслух. — Пришел он с севера — так говорили на галере, когда он нанимал гребцов — не рабов, а свободных людей. Потом, много лет спустя, о нем дошли слухи, с другого корабля, или он сам вернулся... — Губы Чарли молча пошевелились. Он восторженно перечитывал какое-то стихотворение из книги, лежавшей перед ним.
— Где же был герой? — Я говорил почти шепотом, чтобы мой вопрос осторожно достиг той части мозга Чарли, что работала на меня.
— На взморье, на Длинных и Прекрасных Отлогих Берегах, — последовал ответ после минутного молчания.
— На Фурдустранди? — спросил я, дрожа от волнения.
— Да, на Фурдустранди, — ответил он, выговаривая это слово несколько иначе. — И я видел также...
Чарли замолчал.
— Да ты понимаешь, что ты сказал? — вскричал я, позабыв про осторожность.
Чарли поднял на меня глаза, закипая от злости.
— Нет! — отрезал он. — Дайте человеку спокойно почитать! Вот послушайте!
Видит Бог, вот это были парни! Плыли куда глаза глядят и даже не задумывались, где пристанут. Ух!
— Чарли! — взмолился я. — Если б ты собрался с мыслями на одну-две минуты, герой нашей повести ни в чем не уступал бы Оттару.
— Что вы, эту поэму написал Лонгфелло. У меня пропала охота писать стихи. Теперь я бы только читал да читал.