— Понятно, что моя Агриппина Павловна, моя любимая и единственная домоправительница, сделает для меня все. Она помогла… Да что там! Вырастила Вову! Давай теперь навалю на нее еще и моих девочек!
— Яночка, ну, это пару недель, ну, месяц!..
— Месяц? — округлила свои большие голубые глаза Яна. — Ты серьезно? Ты со мной не сидела! Многие так делают, и родителей не винят. Они дорастают до ума и истинного материнства только на внуках и отдают тот долг, что до конца не смогли отдать на детях. А ты? Бабушка! Нет, ты не хочешь посидеть с внуками, ты у меня звезда и актриса до конца! До гробовой доски! — пафосно закончила она.
Валентина Петровна правой рукой изобразила какой-то нервный тик и молча вышла из комнаты. Яна закатила глаза, понимая, чем все это грозит.
— Мама! Ну, постой! Куда ты?
Она поволоклась за матерью в кухню, где и нашла ее, тихую, сгорбленную, маленькую, протирающую марлей, смоченной водой и, явно, своими горькими слезами, жирные колючие листья алоэ. Периодически она морщилась от уколов растения, но продолжала мучиться.
— Мама, прекрати!
— Ты не любишь меня.
— Люблю.
— Я многого тебе недодала.
— Ты дала даже больше, чем мне надо было.
— Издеваешься? — хмыкнула Валентина Петровна.
— Немного… Я понимаю, что это такое — уйти с роли в театре, уйти совсем. Извини, я понимаю.
— Правда? — обрадовалась Валентина Петровна. — У меня есть шанс стать хорошей бабушкой?
— Скорее, бабушкой-праздником! Девочки тебя обожают. Всегда рады, — успокоила ее Яна.
— Яна, ну, у них, у Евы, есть и другая бабушка… И отец! Мотается в Москву каждые выходные, туда-сюда, словно маятник. Долго ты над мужиком издеваться будешь?
— Не знаю, мама… Перегорела как-то… Я так полюбила его, впервые захотела выйти замуж сама, по доброй воле. И, получив это предложение после рождения дочери, восприняла как то, что он делает это исключительно из-за нее, — пояснила Яна.
— Дурочка ты. Он что, до Евы тебе предложения не делал? — спросила мама, прищурив глаза.
— Делал. И не раз, вроде… — отвернулась Яна.
— Ну, так?!