– Пора!
Они взялись за руки и шагнули на сияющий луч, навстречу свету и дарованному им наконец покою. Они жили честно, по совести, они любили искренне, боролись друг за друга до последнего. Они оставили после себя след на земле и сейчас уходили счастливые, с легким сердцем…
…Ветер ярился, бился о стены, и башня раскачивалась, точно маятник. Гигантский перевернутый маятник. А остров дрожал и ворочался, как огромное просыпающееся чудовище. Нет, он и был этим чудовищем, окаменевшим демоном с мертвым, заключенным в серебряный панцирь сердцем.
– Пора, – сказал Тайбек, который широко открытыми глазами всматривался в темноту.
– Он нашел ее? – Август вдруг почувствовал боль оттого, что кто-то нашел свою любовь в то самое время, когда он потерял.
– Они ушли. – Тайбек улыбнулся. В улыбке его была радость пополам с нетерпением. – И мне тоже пора. Я обещал ей, что сдержу свое слово, потушу этот огонь до того, как змей вырвется.
– Кому ты обещал? – спроси Август, просто чтобы спросить, в своих мыслях он был далеко.
– Это уже не имеет значения. Главное, что оба мы сдержали данное друг другу обещание. Отвернись, мастер Берг, прошу тебя.
Август послушно отвернулся, а когда повернулся обратно, Тайбек уже исчез и забрал огонь с собой. И от обрушившейся на башню темноты и тишины сделалось жутко, до дрожи в коленях. Но страх прошел, как только Август понял, что остров больше не дрожит. Тот, кто так рвался в мир живых, проиграл еще одну битву.
Выглянула луна, еще не идеально круглая, но уже достаточно сильная. Август знал, каким-то шестым чувством понимал, что опасность пусть не исчезла окончательно, но затаилась на долгие годы. Даст бог, навсегда.
Теперь в серебряных зеркалах отражался только холодный лунный свет. Луна любит заглядывать в зеркала, а ему Игнат не велел. На полу прямо у его ног что-то лежало. Нож с костяной рукоятью и серебряное кольцо Тайбека, прощальный подарок. Августу кольцо пришлось впору.
Он доставал серебряные зеркала из креплений на ощупь, отвернувшись, глядя на лунные блики на свинцовой глади озера. Когда в руках у него оказалось последнее зеркало, он не выдержал. Что ему терять? Чего бояться?
Август всматривался в свое отражение очень внимательно. Сначала в свое, потом в сотни и тысячи иных отражений. Когда он наконец отвел взгляд, наступил рассвет…
…Настю разбудил Тео, ткнулся холодным носом в шею, засопел требовательно. Тео хотел на прогулку, и гулять желал исключительно с Настей. Такая уж у них сложилась традиция. Летом гулять с Теодором было легко и приятно, но попробуй проснись в такую рань, когда за окном темно и промозгло.
– Тео, погуляй сам. Пусть Ксюша тебя выпустит.
Настя попыталась с головой укрыться одеялом, но Тео уже тащил его вниз, на пол. Пришлось вставать и открывать глаза.
Вокруг Насти была темнота, но не та, к которой девушка уже почти привыкла, а иная, сотканная из мельчайших оттенков, неровная. В собственной комнате она ориентировалась очень хорошо, знала каждый уголок, каждый выступ, и к окну шагнула смело, подчиняясь неожиданному порыву, отдернула портьеры и увидела зарождающийся рассвет. Солнечные блики на плотном сером покрывале тумана и черное перышко на белом подоконнике.
Увидела…
– Тео, – позвала она, вцепившись в подоконник, не отводя взгляда от перышка. Сейчас оно стало для нее путеводным светом маяка. – Теодор, иди сюда.
Пес – огромный, угольно-черный, с по-человечески умными глазами, ткнулся головой в дрожащие Настины коленки, а потом метнулся в сумрак комнаты, чтобы вернуться с тростью в зубах.