– А вас я пока приглашаю в свой кабинет! – сказала Аделаида, увлекая Демьяна куда-то в темные недра дома. – Кстати, кем вам приходится Галина?
– Родителей я ее знал. – Соврал и глазом не моргнул. – Осталась девочка сиротой. Взял бы ее к себе, но, сами понимаете, при моей-то профессии. А тут у вас под крылышком ей самое место. Надеюсь, еще и научится чему-нибудь толковому.
– Научится. Непременно научится, если будет стараться.
В кабинете у Аделаиды было тепло, жар шел от протопленной печи. Да и сам кабинет выглядел не по-казенному уютно. Не в пример остальному дому. Светские беседы вели минут двадцать. Демьяну-то ничего, а Алексей совсем извелся от безделья, поглядывал на часы сердито и многозначительно. Не нравилось ему в замке? Или в Чернокаменске какая зазноба ждала? На танцах этих зазноб пруд пруди, а Лешка парень видный, комсомолец, передовик, жених, каких поискать.
В дверь тихонько поскреблись.
– Хозяйка, ужин готов, – послышался скрипучий голос.
– Идем, Матрена! – Аделаида поднялась из кресла, уперлась ладонями в подлокотники с глубокими царапинами, словно от когтей. Вспомнилась старая чернокаменская байка про волка-оборотня, который вроде как оторвал голову первому хозяину замка. Уж не в этом ли кресле сиживал тот хозяин?
На просторной кухне и в самом деле было все готово. За длинным дубовым столом безмолвно сидела дюжина детишек. На Демьяна с Алексеем детишки почти не смотрели. Взгляды их были прикованы к стоящим на столе разносолам. Впрочем, какие там разносолы – обычная деревенская еда! Каравай хлеба, шмат сала, перловая каша. Матрена, та самая сухопарая тетка, нарезала сало на тонкие, почти прозрачные ломтики, укладывала на такие же тонкие кусочки хлеба. Галка раскладывала по щербатым тарелкам кашу. Тарелок оказалось мало, самые красивые достались Аделаиде и им с Алексеем. Впрочем, как и самые толстые куски сала. Если Демьян и был голоден, то сейчас аппетит пропал напрочь. Не оттого ли, что воспитанники, дети мал мала меньше, смотрели на простую еду как на что-то уникальное? Смотреть смотрели, сглатывали слюну, но притронуться не решались. Ждали разрешения?
– Воспитанники, – сказала Аделаида торжественным голосом, – а у нас гости! Вот товарищ милиционер и его… – Она бросила косой взгляд на Алексея, – и его помощник. Ведите себя хорошо. Не подводите меня.
– Здравствуйте, ребята! – так же торжественно поздоровался Демьян.
– Здравствуйте, товарищ милиционер, – прошелестели слабые детские голоса.
И сами они были слабые, какие-то квелые, бритые налысо и оттого большеглазые, лопоухие. Не сразу поймешь, где мальчик, а где девочка.
– Кушайте, дети, – разрешила Аделаида и сама взялась за ложку.
Дважды их просить не пришлось. Ели торопливо, кашу глотали, кажется, даже не пережевывая, а сало, наоборот, долго держали во рту, то ли удивляясь, то ли наслаждаясь его вкусом. Демьяну же, впрочем, как и Алексею, кусок в горло не лез. Они ограничились кашей, а сало свое разрезали на двенадцать маленьких кусочков, под пристальным взглядом Аделаиды раздали детям. Не досталось добавки лишь Галке, и Демьян с запоздалой неловкостью подумал, что сама она недалеко ушла от этих налысо бритых, лопоухих. Пусть и взрослая почти, но все равно еще ребенок, такая же никому не нужная сирота.
– Воспитанники, – Аделаида постучала ложкой по краю тарелки, звук получился резкий, – а теперь поднимайтесь в свою комнату.
Они встали из-за стола, кое-кто из них поспешно, уже на ходу, смахивал в ладошку хлебные крошки, и Демьяну сделалось совсем уж тошно.
– Чаю? – спросила Аделаида, когда в столовой остались только взрослые. Она зябко куталась в цветастую шаль, выглядела милой, даже беспомощной. Слабая женщина, на хрупкие плечи которой свалилась неимоверная тяжесть.
– Будем вам крайне признательны. Я хотел вас…
Демьян не договорил: снаружи, из непроглядной темноты донесся волчий вой.
– Значит, не ушла стая! – вскинулся Алексей, глаза его загорелись азартным огнем. Небось, уже мечтает, как они вдвоем станут охотиться на волков посреди ночи.