Анами прошел в свой кабинет, взяв с собой короткий меч, и, как обычно, принял горячую ванну. Затем его посетил медик и спросил, сделать ли ему витаминную инъекцию, снимающую усталость. Он согласился. В эти роковые дни, чем бы ни занимался Анами, он выглядел бодрым и абсолютно здоровым, в отличие от своего шурина Такэситы, который был на двадцать лет моложе.
Полковник был крайне измотан. Он страдал бессоницей, похудел, стал нервным и раздражительным. Такэсита был частым гостем в доме Анами. Когда он стремительно вышел из штабной машины и проследовал в официальную резиденцию генерала в час ночи, охрана отдала ему честь, а служанка нервно приветствовала его. Все они были рады его приезду и надеялись на его вмешательство, потому что, как им казалось, его сиятельство готовился покончить с собой.
«Его еще только назначили военным министром, — сообщает Такэсита, — а мне уже было известно о его тайном решении совершить самоубийство на последнем этапе своей военной карьеры. Анами, видимо, понимал, что не было никакой надежды победить в этой войне и что ее невозможно было закончить, не приняв чрезвычайных мер. После 8 августа он внутренне созрел для самоубийства. Начиная примерно с десятого числа его намерения стали столь явственными, что я обратил внимание его секретаря полковника Хаяси на этот факт».
Такэсита хорошо ориентировался в доме. Он сбросил свои ботинки и прошел в комнаты. Он застал Анами в задней части дома, в ванной комнате. Ее интерьер был в традиционном японском стиле: на полу — соломенные
Военный министр держал кисточку в руке; он посмотрел недовольно на шурина и с укором спросил: «Зачем вы пришли сюда?» Анами свернул лист бумаги, на котором он что-то писал, и положил его на полку. Он внимательно посмотрел на Такэситу и спокойно сказал: «Я намереваюсь совершить
«Самоубийство — это ваше личное дело, но оно не обязательно должно иметь место сегодня, не так ли?» — задал вопрос полковник.
Явно почувствовав облегчение от того, как примирительно отреагировал на его заявление Такэсита, военный министр продолжил свою речь: «Сказать по правде, вначале я подумал, что вы будете мешать мне, начнете отговаривать от задуманного. Я рад, что вы одобряете мое решение. И я рад, что вы сейчас здесь, — вы можете помочь мне».
Рядом с Анами находился небольшой деревянный поднос с бутылкой сакэ и нарезанным сыром на тарелке. Он вызвал служанку и велел принести два стакана. Она посмотрела на бутылку сакэ, а затем на Анами и спросила: «Может, чашки для сакэ?»
«Нет, — рассмеялся Анами, — стаканы для пива, а не чашки для сакэ». Она вскоре вернулась и принесла стаканы.
Налив в них на две трети объема сакэ, Анами предложил один стакан своему шурину. «Я решил осуществить задуманное сегодня ночью, — по-деловому объяснил он. — Потому что 14 августа — годовщина смерти моего отца. 20 августа тоже подходящая дата, так как это годовщина смерти моего второго сына. Я не смогу вынести завтрашнее обращение императора по радио, поэтому мне лучше сделать это сегодня». Двое мужчин начали пить сакэ.
Записи речи императора были надежно спрятаны в здании министерства императорского двора, расположенного в 50 ярдах от ворот дворцового комплекса. Камергеры, старший адъютант и хранитель печати отправились спать. Персонал Эн-эйч-кей и Информационного бюро грузили свое оборудование на машины. Император в своей резиденции уже час как удалился в спальню и, вероятно, уже заснул.
В 2 часа ночи начальник Информбюро Симомура и президент радиокорпорации Охаси решили, что в их услугах уже больше не нуждаются, и собирались уезжать. Воздушный налет, по всей видимости, проходил на расстоянии многих миль к западу от Токио, но сигнал отбоя еще не прозвучал. Оба мужчины медленно ехали, потушив огни, в своем автомобиле в обволакивающей летней тьме. Подъехав к воротам Сакасита, они обнаружили, что они плотно закрыты. Пока они ждали, когда их откроют, солдаты с примкнутыми штыками внезапно появились из темноты и приказали водителю проследовать к караульному помещению у ворот Нидзубаси. Там, к их удивлению, Симомуре и Охаси было приказано выйти из машины и пройти к сторожевому посту. Их опасения усилились, когда им приказали молчать и направили на них штыки. Их тщательно обыскали, машина была тоже внимательно проверена. Именно в этот момент они поняли, что началась охота за императорским посланием. Они были заперты в караульном помещении, а у дверей поставлены часовые.
Краткое время спустя вместе с ними в заключении оказались инженеры из Эн-эйч-кей и специалисты из Информационного бюро. Всего их было восемнадцать человек. Их похитители приказали им не разговаривать между собой. Они были вынуждены подчиниться при виде солдатских штыков. Симомура задавал себе основной вопрос: «Что теперь произойдет с радиозаписью императора? Появится ли она в эфире или будет уничтожена мятежниками?»
На территории дворца отделения солдат были размещены в ключевых точках — на мостах, у ворот, на пересечениях дорог, у входа в здания, рядом с гаражами и в других местах.
В мозговом центре дворца, погруженного во тьму, а именно в здании министерства двора Хатанака, Сиидзаки и Уэхара во главе воинских подразделений вели поиски императорской записи. Они перерезали телефонные кабели, чтобы прервать сообщение с внешним миром. Ими были задержаны работники императорского двора, включая камергеров и генерала Хасунуму, и их допрашивали, стараясь выяснить, где была спрятана радиозапись.
Офицер-ординарец вошел в караулку у ворот Нидзубаси и обратился к задержанным с вопросом: «Кто из вас был ответственным за организацию радиозаписи?»
Откликнулся господин Ябэ, начальник отдела вещания на страну. Ординарец приказал ему следовать за ним, и под конвоем вооруженных охранников его доставили в штаб полка. Находившийся там майор спросил его: «Я понял так, что вы делали запись заявления императора. Все прошло как надо?»
«Да, все получилось замечательно».
«Что вы сделали с записями?»
«Я попросил работников министерства двора сохранить их».