Полтора года прожил в Коринфе апостол Павел в кругу друзей и единомышленников, часто проповедуя в доме Тита Юста, где двери были открыты для всех, кто хотел узнать о Христе. В этом городе произошло даже то, что еще недавно трудно было представить: в христианство обратился глава еврейской синагоги Крисп, и апостол Павел лично покрестил и его самого, и всех его домочадцев.
Более-менее спокойную жизнь миссионеров в Коринфе можно объяснить и благоприятно сложившимися внешними обстоятельствами. В то время должность проконсула римской провинции Ахея занимал один из образованных римлян своего времени – Марк Анней Новат, старший брат философа Сенеки. Этот человек вошел в историю под именем Галлион, которое он принял в честь своего опекуна. «Никто никогда не относился так благосклонно к кому-нибудь, как относится мой брат ко всем», – писал о нем Сенека.
Новый глава синагоги Сосфен, заступивший на место Криспа, сделал было попытку привлечь Павла к суду за христианские проповеди. Выслушав его обвинения, Галлион сказал:
–
После чего отправил по домам и обвинителей, и ответчиков. Сосфен убедился, что городские власти не будут оказывать ему поддержку, и вынужден был на время притихнуть.
В письме к коринфянам апостол Павел написал, может быть, самые великие слова о христианской любви в истории человечества:
В этом же Послании он сделал и такое признание:
Да, и в немощах тоже… Уже во время первого миссионерского путешествия у Павла были серьезные проблемы со здоровьем, о которых он уклончиво сказал:
С этой проблемой он по-настоящему столкнулся, когда вернулся из второго путешествия обратно в Сирию. Но на обратном пути он с учениками еще отпраздновал Пасху в Иерусалиме, наверняка обратив внимание на изменившиеся в общине настроения. Многие иерусалимские братья уже открыто высказывали недовольство по поводу обращения язычников, не соблюдавших в полной мере закона Моиссева, и говорили, что решения Апостольского собора следует пересмотреть.
Главой Иерусалимской Церкви в то время был Иаков, брат Господень, – строжайший аскет и молитвенник. Про него говорили, что он никогда не пил вина, не ел мяса, не носил шерстяной одежды и столько времени проводил на молитве в храме, что на коленях у него были верблюжьи мозоли.
Апостол Иаков строго соблюдал Моисеевы законы и даже носил на себе петалон – золотую дощечку, которую имели право надевать только первосвященники. Примерно такого же склада были и люди из его ближайшего окружения – с той только разницей, что религиозный пыл они направляли еще и на активную борьбу с инакомыслием. Они были убеждены, что каждый иноплеменник, принимающий христианство, сначала должен стать иудеем – то есть совершить обрезание и в строгости соблюдать все предписанные Моисеем законы.
Сейчас такая постановка вопроса кажется даже странной, но тогда она удивляла в основном апостола Павла и его сторонников. Большинство в Иерусалиме разделяли мнение тех, кого теперь принято называть «иудеохристианами», или «иудействующими», – а в те времена это были просто иерусалимские христиане, убежденные в своем превосходстве над остальными.
Можно представить, как раздражал их апостол Павел, который свободно признавался:…
Как только Павел вернулся в Антиохию Сирийскую, вслед за ним сразу же прибыли посланцы из Иерусалима с письмами за подписью Иакова, где всем новообращенным предписывалось в полной мере исполнять закон и совершать обрезание.
Заставить грека, римлянина или армянина превратиться в иудея? После второго путешествия по миру апостол Павел тем более понимал, что это означало бы крах всей христианской проповеди.
В это время в Антиохии как раз находился апостол Петр – он тоже сидел за одним столом с необрезанными. Но после таких предписаний Петр перестал приходить на вечери, во время которых христиане тогда причащались, его примеру последовал и апостол Варнава. Судя по всему, они оба принадлежали к тому типу людей, для кого худой мир все равно лучше ссоры.
Тут уж и апостолу Петру досталось от возмущенного Павла! «Апостол язычников» обвинил его в непоследовательности, сказав при всех достаточно обидные слова: