— Да сказывай уже, — махнула государыня.
— Так я писал, да получил согласие от Алексея Петровича. Границу вижу по Дунаю, требовать у султана проход нашего флота в Крым. В следующем году, а, может и зимой мы имеем возможности начать новое наступление, так как в армии наличествует зимняя форма. А наш флот начнет войну в Греции, или еще где. Они должны об этом знать, страшиться наших действий. И тогда турки пойдут на соглашение, будучи уверены в том, что уже в следующем году соберут новую армию и разобьют нас, — высказался я.
— Так воевать и в следующем году? — спросила недоуменно Елизавета.
Бестужев так же не выражал понимания. Не мог он вразумить себе, зачем заключать мирный договор, если уже в следующем году продолжится война. Да и хорошо случилось, что за меньше чем полгода добились ошеломляющих успехов, но воевать в долгую с Османской империей было страшновато. Она казалась исполином, которого можно подловить, толкнуть, но потом бежать от гнева великана, так как возмездие неминуемо. Это и мобилизационный ресурс, несравнимый с Россией и вбитая в подкорку мысль, что турки могущественны. Но все меняется.
— В следующем году, государыня, будут укреплены крепости, которые ранее были турецкими. Христофор Антонович Миних уже вовсю работает, для этого все подготовлено, — на упоминании о Минихе Бестужева покоробило, но он сдержался. — Мы можем оттянуться к Рымнику, Измаилу, создать заставы на Дунае и держать там в двое меньше войск, чем нынче. Наш флот берет господство в Черном море, почему и следует настаивать на этом в соглашении, и османы лишаются возможности быстрого наступления. Так мы сможем обороняться и год и два, без большого ущерба для казны.
— Эво как! — произнесла Елизавета с непонятной интонацией.
— Я так понял, матушка, что мы добиваемся обозначенного соглашения? А коли турки не идут на сие, так нам и не нужен договор? — спросил Бестужев, внимательно изучая меня.
«Что, Алексей Петрович, думаешь, как быть? С кем заговор готовить?» — думал я, угадывая, что сейчас твориться в голове канцлера.
А там действительно какие-то мысли летали, уж больно многозначительный взгляд сканировал меня.
— Вот, тетушка, еще, — я достал из обшлага сюртука бумагу. — Это письмо, которое я хотел бы послать фаворитке Людовика.
— Что? — государыня фонтанировала эмоциями.
— Там достаточно намеков на то, что не стоит помогать Османской империи, — говорил я, а государыня уже читала.
— Вот, Алексей Петрович, тут и про твою Англию сказано, что выгонят они французов из Канады и Индии, если туда силы не направить, — государыня посмотрела на меня. — На что сие нам, России?
— У Англии в Северной Америке боле миллиона колонистов, они победят уже числом. В Индии французов все меньше, чем в Канаде. Коли Франция станет серебро расточать на колонии, то и туркам не станут помогать. А без европейской помощи, османы не смогут быстро стать сильными, — объяснил я свою позицию.
— Государь-цесаревич, Петр Федорович, чем же Вам так Англия не угодила — она наш верный торговый друг, — возмутился Бестужев.
— Алексей Петрович, коли дело в дружбе и торговле, то чем больше войн будет в океане за колонии, тем больше у Англии потребность станет в пеньке, лесе, смолы, кабы флот восстанавливать. И прибыток для России в том. И я не против Англии, я за Россию, — закончил я спич практически афоризмом.
— Отправляй сие письмо, Петр, крамолы в том нет, — сказала Елизавета и перевела разговор на светские темы, уже дружелюбно, даже по-родственному общаясь с Екатериной.
*…………*……….*
Петербург
Ноябрь-январь 1749–1750 гг.