— Ну, почему мрачный. Нормальный. Все такой брали. Он практичный. Зацепишь где, не видно на черном-то, понимаешь, — с некоторым удивлением объяснил Виктор.
— Ну, а как ездит? Как вообще? — туманно спросил Солдатов.
— Э-э! Да, хлопот с ней… Не было печали: то профилактика, то замок вот врезал — пятьдесят рублей, то тормоза прокачай, двигун-то мощный, без тормозов, сам понимаешь. Горючку жрет, как аэроплан. Теперь гараж… Забота. Никак, понимаешь, не получается.
— Ну, брось ты. Заныл. Получится. У тебя все получится. Всем бы такие заботы. А зато куда хочешь — быстро. Эх, на рыбалочку бы на такой. — То ли мечтательно, то ли язвительно добавил Солдатов.
— Да на хорошую рыбалку она не очень, — пренебрежительно пнул ногой скат Виктор. — Проходимость не ахти: проселочных дорог не любит. Чуть только дождик, и села.
— Ну, брось, брось, — искренне остановил его Солдатов.
— Нет, ну есть, конечно, и преимущества. Мобильность. Хорошо по делу. В городе удобно. Престиж, опять же, понимаешь, — вспоминал и перечислял Виктор.
— Слушай. Давай попробуем. Прокати, — неожиданно для себя попросил всегда сдержанный Солдатов.
— Са-а-ди-и-сь, — с удалым размахом распахнул дверцу Виктор, и Дик, только взглянув на хозяина, первым прыгнул в машину.
— А скажи честно, — усаживаясь на заднее сидение рядом с Диком, спросил Солдатов, — работать там тяжелее или легче было, чем на Севере?
— Да тоже, по-всякому было. Но не так, конечно. Да расскажу вот как-нибудь подробно, сам все поймешь. — Виктор посерьезнел и замолчал.
— Значит, личная собственность там тоже… обошлась? — задумчиво проговорил Солдатов.
— Ага. Стоила, — серьезно подтвердил Виктор.
Машина плавно тронулась, и глуповато-радостное чувство охватило Солдатова. Он сидел выпрямившись и, помимо своей воли, улыбался. Когда «Волга» набрала скорость, ему вдруг открылось, почему именно дети так любят кататься на машине и что значат эти детские восторженные слова: «Дяденька, прока-а-ти-и!»
Впервые за многие годы лето для Солдатова прошло спокойно и скучно. Он понемногу занимался спортом, наставления врачей выполнял истово с одной только навязчивой целью, что весной снова будет готов к бесшабашной экспедиционной жизни; и к концу лета прогрелся до самых костей, до самых своих легочных глубин, болезни почти не вспоминались, даже на работу стал ходить пешком и с удовольствием. Поверил, что снова услышит запах грозы в горах и снова, слушая затаенный стук своего сердца, будет подкрадываться к снежным баранам в крутых скалах.
Тепло кончилось внезапно. Нудные дожди промочили насквозь землю, дома и деревянные заборы в старых переулках. Сам воздух, казалось, стал тяжелым и сырым, как полотенце после бани.
Но и теперь в этом можно было найти приятное. Солдатов надевал плащ, теплые носки в толстые ботинки и вечером выходил на улицу.
Шел дождь. Иногда ветер порывами бросал мелкие капли на жестяные крыши, и они дробно и сильно шумели.
Только в эту осень он понял, почему раньше так любил именно эти дожди. В тяжелых ботинках и сухих носках, в непромокшем еще плаще ему делалось тем уютнее, чем мокрее и темнее становилось вокруг. Можно было идти лицом к хлещущему дождю и чувствовать себя непокорным, сопротивляющимся, живущим.
После пасмурной слякоти разъяснилось. Летнее тепло покидало тело земли. Рыжая, полегшая трава на пустырях, под сырыми заборами, умирала и грустно пахла осенью.