– Неужели? – удивилась Аня.
– Умер, давно умер. И Мэри Пикфорд умерла.
– Неужели и Мэри Пикфорд? – спросила Аня с таким огорчением, как будто это было самое печальное событие из всех происшедших в Сталинграде за последний месяц.
– Умерла, – жестко сказал Масленников.
Собственно говоря, он не знал, умерла или жива Мэри Пикфорд, но, раз заговорив на эту тему, хотел поразить слушателей своей осведомленностью.
– А Бестер Кейтон? – с тревогой спросила Аня.
– Умер.
Ванин рассмеялся.
– Что смеешься?
– Говоришь о них, как будто пишешь сводку потерь за последние сутки.
– Очень хороший был артист, – сказала Аня.
Ей было грустно, что Бестер Кейтон умер. Она вспомнила его длинную, печальную, никогда не улыбавшуюся физиономию, и ей стало жаль, что умер именно он.
– Не умер он, – сказал Ванин, посмотрев на Аню.
– Нет, умер, – горячо возразил Масленников.
– Ну ладно, пусть умер, – согласился Ванин, вспомнив о смешной стороне этого спора здесь, в Сталинграде. – Я пойду проверю посты, – добавил он, надевая шинель и этим тоже давая понять, что разговор окончен и в конце концов не так уже важно, умер или жив Бестер Кейтон.
– Там капитан уже обходит, – сказал Масленников.
– Он, может быть, в роте где-нибудь задержался, а мне все равно надо проверить…
Ванин вышел из блиндажа.
– А вы все-таки прилягте, – предложил Масленников. – Мы вам тут в углу завтра койку сколотим, а пока на моей ложитесь.
Ане не хотелось ложиться, но она не стала спорить и, стянув сапоги, прилегла на койке, плотно, до самой шеи накрывшись шинелью.