– Да голова-то.
Масленников потрогал голову, и когда отнял руку, ладонь была красная и липкая.
– Это пустяки, – сказал он, не храбрясь, а потому, что действительно не чувствовал никакой боли.
– Ну-ка, ну-ка… – Врач вынул из кармана пузырек со спиртом, смочил вату и протер висок и лоб Масленникова.
– Да, действительно пустяк. Санинструктор есть в батальоне?
– Где-то должен быть.
– Пусть перевяжет, а то загрязните.
Санитары за это время уже переложили Аню с койки на холщовые носилки и, дожидаясь врача, поставили их на пол. То, что ее положили на пол, Масленникову показалось грубым и обидным, хотя он десятки раз до этого видел, как раненых клали на пол или просто на землю.
– Все, – сказал врач. – Пошли.
Когда санитары подняли носилки, одна рука Ани беспомощно свесилась. Санитар поправил ее, положив на носилки.
Масленников вышел вслед за врачом, но увидел только спину шедшего сзади санитара.
Он еще продолжал стоять в остолбенении и смотреть вслед ушедшим, когда где-то близко застучали автоматы. Он почти с облегчением подумал, что вот снова началось, вылез из окопа и, перебежав в следующий, спрыгнул к пулеметчикам, уже стрелявшим по немцам,
XXIII
Сабуров вернулся к себе в блиндаж сразу же после наступления темноты. Там был один Масленников, который сидел за столом и составлял донесение. Голова у него была небрежно, наискось, повязана промокшим бинтом.
– Ранили? – спросил Сабуров.
– Поцарапали.
– А где Ванин?
– Пошел в полк представляться новому командиру.
– Ах да, ведь теперь у нас Ремизов, – вспомнил Сабуров.
– Да, – сказал Масленников. – Вот он и пошел ему представляться.