– Слышишь что-нибудь?
– А как же, товарищ капитан. Слышу. Наша бьет.
– А почему думаешь, что наша?
– По голосу слыхать.
– А давно уже это?
– Да уж с час слыхать, – сказал автоматчик. – И все не утихает.
Сабуров быстро вернулся в блиндаж и растолкал сначала Масленникова, а потом недавно вернувшегося из роты, спавшего в сапогах и шинели, Ванина.
– Вставайте, вставайте! – говорил Сабуров таким же взволнованным голосом, каким пять минут назад с ним разговаривал Проценко.
– Что? Что случилось? – спрашивал Масленников, надевая сапоги.
– Случилось? – сказал Сабуров. – Очень многое случилось. Идите наверх, послушайте.
– Что послушать?
– Вот послушайте, потом поговорим.
Когда они вышли, Сабуров приказал телефонисту соединить его с Проценко.
– Слушаю, – донесся до него голос Проценко.
– Товарищ генерал, докладываю: слышал!
– А… Все слышали. Я всех перебудил. Началось, милый, началось. Еще увижу я свою ридну Украину, еще постою на Владимирской горке у Киева. Розумиешь?
– Розумию!
– Уже четвертую ночь под утро не сплю, – сказал Проценко. – Все выхожу, слушаю, не начинается ли? У нас любят перед рассветом начинать. Выхожу сегодня, а она уже концерт начала… Хорошо слышно, Сабуров?
– Хорошо, товарищ генерал.
– Официального сообщения из штаба армии еще не имею, – предупредил Проценко. – Погоди людей оповещать. А хотя, чего их оповещать? Сами услышат, догадаются.