Как ему показалось, Сталин, в свою очередь, с интересом смотрел на них, собравшихся в этом зале, смотрел внимательно и задумчиво.
Каждый год две тысячи капитанов, майоров, полковников и комиссаров, окончив академии, проходили в этом зале перед глазами Сталина. Интересно, что думал он на этот раз, глядя на них, выпускников 1939 года? Знал ли он о их будущей судьбе больше, чем они сами? Артемьеву казалось – знал…
– Вставайте, капитан!
Спустив ноги на пол, Артемьев спросонья удивился тому, что огарок свечи на консервной банке стал не меньше, а наоборот, больше. Он потер глаза, встал и только теперь увидел, что рядом с ним стоит разбудивший его Апухтин в шинели и фуражке.
– Надо ехать, – сказал Апухтин, – уже три часа.
– Неужели утро? – сказал Артемьев и стал быстро надевать шинель.
– В Москве еще вечер, – сказал Апухтин, – но мы с вами теперь монголы. – Он показал на стоявший на столе термос: – Выпейте.
Артемьев нахлобучил фуражку и поднял воротник шинели – в юрте было холодно.
– Ничего, поехали, не хочу вас задерживать.
– Пейте чай, вам говорят.
Апухтин сунул ему термос прямо в руки. Артемьев налил чая в крышку и, держа ее обеими руками, стал отхлебывать, с удовольствием чувствуя, как у него согреваются пальцы. Допив, он завинтил термос и огляделся, куда бы его деть.
– Возьмите под мышку, – сказал Апухтин.
Приоткрыв кошму, он вышел первым. Артемьев с термосом под мышкой и чемоданом в руке вышел вслед за ним.
В степи светало. Темно-синее небо вдали сделалось зеленоватым и на горизонте было отрезано от земли узкой желтой полоской зари.
Около юрты стояла «эмочка». На переднее сиденье, рядом с шофером, усаживался Апухтин. Артемьев кое-как втиснулся на заднее сиденье – оно было загромождено чемоданами, двумя вещевыми мешками, двумя винтовками и касками.
– Устроились? – повернулся к нему Апухтин.
– Так точно.
За юртой сразу же начиналась степь. Автомобильные колеи тянулись во всех направлениях.
Шофер Апухтина тоже решил оставить в степи свой автограф и поехал прямо по траве. Однако постепенно автомобильные колеи начали сходиться все ближе и ближе и наконец слились в дорогу с двумя резкими колеями, накатанными до глянца и уходившими вдаль, как две полосы рельсов. Между колеями вместо шпал была ровная полоса бурой земли, выжженной солнцем и уже потрескавшейся, несмотря на то что лето только начиналось.
Вдоль дороги на восток тянулась цепочка телеграфных столбов с проводами, Артемьев заметил их еще вчера. «Верней, – подумал он, – не столбы тянутся вдоль дороги, а дорога – вдоль столбов». Именно эта прямо протянутая телеграфная линия свела воедино и потянула за собой все накатанные по степи колеи. Столбы были тонкие, иногда надставленные и обкрученные проволокой. Чувствовалось, что здесь на счету каждый кусок дерева.
ebooksa