Том 3. Товарищи по оружию. Повести. Пьесы

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ничего, свезет! А то полевая почта, говорят, больше месяца идет.

– Да, примерно так. – Артемьев вспомнил письмо сестры.

Полынин вырвал верхнюю, еще Козыревым исчерченную страницу и протянул блокнот:

– На, пиши!

Артемьев торопливо нацарапал несколько строчек одеревеневшими от поводьев, плохо слушавшимися пальцами.

– Кому пишешь? – спросил Полынин, увидев, что Артемьев уже складывает листок. – Больно коротко.

– Матери.

– Так вот и все мы: как матери, так коротко. А то и вовсе забудешь. Козырев улетел в Москву, а я даже про мать и не вспомнил. Ну что они там?

Он сунул в карман записку Артемьева и взялся за трубку.

– Четырнадцатый! Даешь двойку или не даешь? Жду.

– Полуторка готова, товарищ майор, – входя в юрту, сказал оперативный дежурный.

– Давай езжай, не трать время, – обратился Полынин к Артемьеву и кивнул на дежурного: – Я ему поручу, чтоб дозвонился и сообщил, что ты уже выехал.

– Надо и до госпиталя дозвониться, – попросил Артемьев.

– А в госпиталь звонить – лишнее. У меня там летчик раненый лежит, я сию минуту сам туда еду.

– Ночью?

– А когда же? Утром мне летать надо! Самому Апухтину все скажу.

– Действительно скажешь? Не забудешь?

– Что значит «забудешь», если раненый человек в степи лежит? Я два часа назад, наверное, как раз их и видел. Люди и лошадей десятка два. В районе солончаков. Могут быть они?

– Вполне могут.

– Ну вот, – сказал Полынин так, словно он с этой минуты лично знаком с Даниловым и Артемьев может окончательно не тревожиться за судьбу пограничника. – Все сделаю, будь покоен. Иди грузи на машину свое добро!