Было еще много охотников присутствовать при переговорах и из штаба, и из политотдела, и из армейской и центральных газет, но командующий категорически запретил.
– Пускай японцы суетятся, – сказал он в ответ на довод начальника политотдела, что в первый день с японской стороны было пятнадцать корреспондентов, – а для нас это дело малоинтересное – пусть видят!
Переговоры шли по двум пунктам: о взаимном обмене пленными и взаимной передаче трупов. Насчет пленных договорились сравнительно быстро, решив обменять их в первых числах октября, но вопрос о передаче трупов оказался куда более запутанным. Японцы должны были передать, согласно предъявленному нами списку, всего сорок два трупа, к началу переговоров оказавшихся по ту сторону границы. Что касалось японских трупов, то, по нашим подсчетам, их осталось на монгольской территории несколько десятков тысяч.
В силу сложившихся в японской армии традиций трупы всех погибших следовало сжечь, а пепел отправить на родину, семьям убитых. Японцы хотели выкопать как можно больше трупов, но, не желая предавать гласности размеры поражения, уклонились от предъявления документов с цифрами своих потерь.
Были затруднения и с нашей стороны. Командующему не хотелось заставлять наших бойцов выкапывать из земли трупы японских солдат и офицеров и вывозить их на маньчжурскую территорию, в то же время он колебался: пускать ли японцев в расположение наших войск? Запросив Москву, он на третий день переговоров позвонил Сарычеву – пусть соглашается на допуск японских похоронных команд к местам погребения.
Сарычев, повеселевший впервые за все время переговоров, немедленно передал наше согласие японцам.
После этого начались споры о составе команд. Договорились на десяти командах по сто человек, но сразу же возник новый спор о том, сколько дней будут работать эти команды. Японцы предложили свой срок – пятнадцать дней. Сарычев безучастно постукивал кулаком по столу и смотрел мимо японцев, как будто он этого вообще не слышал. А Шмелев, быстро подсчитав на бумажке, ядовито сказал, что за такой срок можно было бы вырыть из земли всю Квантунскую армию.
В ответ на это японцы целый вечер, косясь на молчавшего Сарычева, говорили о трудности поисков, о тяжелом грунте, о чувствах солдат, которые будут выкапывать тела своих товарищей и должны это делать осторожно, чтобы не задеть их лопатами и кирками.
– Не брезгуют, дьяволы, и сантиментами, – садясь в машину, сказал Сарычев, после того как к полуночи наконец договорились на пяти днях.
Он ехал, несмотря на холодную ночь, открыв стекло, высунув голову и жадно, с шумом, вдыхая воздух.
– Как трупы выкапывать, так сантименты, а как неизвестно для чего сорок тысяч людей делать трупами, так у них душа молчит! А с трупами с этими все обман: одного из тысячи опознают, а тысячу в ямы, и сожгут – в какую урну что попадет. Нет чтобы по-честному – раз не опознали, сказать родителям: «Погиб ваш сын неизвестно за что и похоронен неизвестно где!» А то получат такую солдатскую урну какие-нибудь бедняги старики в деревне и будут до смерти кланяться праху от чужой подметки. Мне, казалось бы, какое дело? А и то за людей обидно! А тебе, Артемьев? – повернулся Сарычев на переднем сиденье. – Ты что, спишь?
– Нет, не сплю, – сказал Артемьев. – Вообще плохо сплю в последнее время.
– Вот именно, и я тоже, – сказал Сарычев. – До того эти трупы в ушах навязли, что по ночам мерещатся. Сегодня даже приснилось, что японцы их с оркестрами потребовали вывозить.
Требование об оркестрах только приснилось Сарычеву, но на следующее утро, когда он считал, что остается лишь подписать протокол, японцы начали новые препирательства – что можно и чего нельзя выкапывать вместе с трупами. Сарычев, чувствуя тошноту от одной мысли о продолжении переговоров, с маху сказал:
– Ладно, пусть берут все, что найдут.
Шмелеву пришлось поправлять его промах и в точение многих часов выбираться из трудного положения, чтобы в конце концов согласиться на том, что слова «вместе с трупами» означают одежду и все, что находится в карманах одежды, но не означают карт и штабных документов, которые могут оказаться зарытыми возле трупов. Это был пункт, специально занимавший Шмелева.
Артемьеву надолго запомнилось зрелище, которое представляла собой палатка в эти последние ночные часы переговоров.
От напряжения и усталости все так много курили, что над головами висела сплошная пелена дыма.
На столе, вперемежку с кипами бумаг, лежали разноцветные пачки японских сигарет и стояли маленькие чайные чашки с крышками.
Глава японской делегации генерал Иошида, отвалясь на спинку потертого плюшевого кресла, беспрерывно ковырял в зубах длинной костяной зубочисткой и время от времени, прикрыв рукой рот, сплевывал на земляной пол. На бледном, отечном лице генерала было написано выражение злобной скуки.
ebooksa