Сидевший справа от него худощавый пожилой майор японского генерального штаба, который в первые дня только изредка отвечал одним-двумя словами или коротким жестом на обращение своих соседей, сейчас вышел из принятой на себя роли и откровенно дирижировал всей японской стороной стола. Именно он и придрался к фразе Сарычева и теперь яростно спорил со Шмелевым, даже не оглядываясь при этом на генерала Иошиду.
Шмелев еще в первый день высказал догадку, что этот майор – переодетый генерал из штаба Квантунской армии. Теперь, к концу переговоров, в этом был уверен и Артемьев.
Остальные японцы, как казалось Артемьеву, уже поняли, что переговоры, в сущности, окончены, что русские и монголы все равно не уступят и генерал из штаба Квантунской армии продолжает с таким ожесточением торговаться, только чтобы показать свое превосходство над генералом Иошидой.
Зажигая сигаретку от сигаретки и поглядывая на своих начальников, японские офицеры тихо шептались между собой и, то и дело снимая с чашечек крышки, быстрыми глотками прихлебывали чай.
Бесшумно ступая в своих мягких тапочках, денщики уносили чашки с остывшим чаем, приносили новые, с горячим, и опять в неподвижных позах застывали за спинами офицеров.
Когда Артемьеву уже начало казаться, что всему этому: и осипшему голосу генерала-квантунца, и перешептыванию японских офицеров, и мельканию чашечек с чаем, и облакам дыма над столом – не будет конца, квантунец, вдруг встал и устало сказал:
– Йоросии! Мы согласны!
Истощив терпение, он отступил перед язвительно-вежливым упорством Шмелева, и протокол был подписан.
Генерал Иошида поднялся со своего плюшевого кресла, картинно откинул полог палатки и, взглянув на полосу лунного света, упавшую на земляной пол, улыбаясь, сказал, что хотя сегодняшняя луна сияет, как это дружественное собрание, но и луна уже идет на ущерб, поэтому он, приветствуя через посредство господина генерала Сарычева высокое советское командование, с сожалением должен удалиться, для того чтобы сделать доклад высокому японскому командованию.
И эта напыщенная фраза, и эта улыбка так не шли к мрачному предмету только что закончившихся переговоров, что Сарычев не счел нужным выдавливать из себя ответной улыбки. Он сердито закашлялся, молча откозырял японцам и вышел из палатки.
Через десять минут, когда он в последний раз по телефону доложил командующему о завершении переговоров и уже собирался садиться в машину, Артемьев, тронув его за рукав, сказал:
– Посмотрите-ка назад, товарищ комбриг!
Сарычев повернулся: за колючей проволокой, на залитой лунным светом ничьей земле, как маленькое озерцо воды, лежало уже снятое японскими солдатами с кольев и брошенное на землю, блестевшее под луной шелковое полотнище палатки.
Глава девятнадцатая
Климович лежал и курил, выпуская изо рта густые клубы дыма, чтобы отогнать комаров, – их все еще было пропасть, хотя кончался сентябрь.
Сегодня у Климовича был страдный, но праздничный день: он принял двенадцать машин – первое после боев пополнение материальной части.
Неожиданно зазуммеривший телефон заставил его вскочить с койки и взять трубку.
– Есть явиться к двадцати часам, – сказал он с помрачневшим от досады лицом.
Сарычев вызывал к себе командиров батальонов, и план Климовича – провести вечер по своему усмотрению – шел прахом.
Артемьев еще днем прислал с водителем броневичка записку, что японцы сегодня заканчивают свои раскопки и что он, сопроводив их в последний раз до границы, приедет к Климовичу, в батальоне была устроена земляная банька, и в ней можно попариться, что в здешнем быту считалось роскошью.
ebooksa