Метеорит на выходные. Повесть и рассказы

22
18
20
22
24
26
28
30

В это утро Герку, как обычно, разбудил свист чайника на кухне. Часы показывали семь. На спинке стула рядом с кроватью висели наглаженная школьная форма, рубашка и спортивки. В комнату заглянул папа:

– Проснулся? На зарядку становись!

Герка потянулся, откинул одеяло, сел и начал, не глядя, искать ногами домашние тапочки. Не глядя тапочки находиться решительно отказывались – так и пришлось продирать заспанные глаза, нагибаться и вытаскивать тапочки из-под кровати руками. Ещё раз зевнув, Герка всунул в тапочки босые ноги, встал и пошел за гантелями. Для занятий спортом папа купил Герке специальные детские гантели, маленькие, ярко-красного цвета. Герка время от времени пробовал делать упражнения с взрослыми папиными гантелями, но получалось это у него совсем плохо. Подтянуть их к груди он ещё мог, но вот развести руки с гантелями в стороны было уже не по Геркиным силёнкам. В любом случае, делать зарядку вместе с папой Герка очень любил.

После зарядки мальчик быстро умылся, затем оделся, собрал тетрадки и учебники в рюкзачок и побежал завтракать.

Мама уже поставила на стол тарелки с картофельным пюре, чайник, чашки, и намазывала масло на булочки.

– Я сегодня, сынок, как обычно, до шести. А у папы на заводе вечером совещание, он после меня придёт. Обед я тебе оставляю в холодильнике, разогреешь сам, справишься?

Герка уже принялся за пюре с котлетой, и в ответ только кивнул.

– Из школы сразу домой, поешь, отдохни и садись за уроки. За компьютером больше часа не сиди, это вредно для глаз. Двери никому не открывай. Если что – сразу же звони.

Герка проглотил последний кусок котлеты, запил чаем.

– Мам, а почему мне нельзя погулять немножко?

Мама удивлённо взглянула на Герку.

– Какое «погулять», родной? Где ты гулять собрался? Всё тает, всё течёт, скользко, грязно, вокруг дома ни пройти ни проехать. Вот подсохнет всё – тогда и гулять будет можно. А пока дома посиди, мне так спокойнее.

– И мне спокойнее! – в кухню зашёл папа. – А к лету мы от завода и игровую площадку во дворе выбьем, и друзья у тебя уже новые появятся, ну и… – тут он подмигнул Герке – как ты, сын, думаешь насчёт того, чтобы купить нам с тобой по велосипеду, а?

Герка с радостным воплем подпрыгнул с табуретки так, что чуть не вылил на себя весь чай, и повис на отце. В старом доме в центре города велосипед был недостижимой мечтой – внутренний дворик был совсем маленький, а вокруг были сплошь дороги, по которым ездили машины. Выезжать туда на велосипеде до 14 лет было строго-настрого запрещено.

– А где мы будем кататься? – спросил обалдевший от счастья мальчишка почти шёпотом.

– А вот везде и будем! – отец засмеялся. – Машин тут вокруг считай что нет, сплошные пустыри. Ну и в лес, само собой, тоже поедем! Однако хорош висеть на мне, а то я на завод опоздаю… Да и тебе не пора ли в школу, а?

Перед выходом мама, как обычно, сняла с крючка ключ от квартиры на коричневом шнурке, одела Герке на шею и аккуратно заправила под рубашку.

– Не потеряй! В школе веди себя хорошо, будь умницей. Да, и попробуй всё-таки наладить с ребятами отношения и с кем-нибудь подружиться. Договорились?

Герка кивнул, поцеловал маму, вышел на площадку и нажал на кнопку лифта.

Всю дорогу в школу мальчишка улыбался и думал о том, какая потрясная штука – велосипед, и как они с отцом будут выбирать в Интернете заветного двухколёсного коня, как его привезут домой, и как он будет сверкать новенькими спицами и восхитительно пахнуть свежей краской и машинным маслом. А потом он подумал, как было бы здорово показать новый велосипед Пашке – лучшему Геркиному другу со старой квартиры – и как бы они потом вместе катались… А потом Герка вдруг вспомнил, что Пашка теперь живёт ужасно далеко, и что в гости к Пашке его никто не отпустит, тем более с велосипедом. И что показать получится только по скайпу или на ютубе, но ведь это совершенно не то… От замечательного ещё секунду назад настроения не осталось и следа. Подходя к школе, Герка опять встретился взглядом с мозаичными весёлыми ребятами на фасаде. Герка почему-то подумал, что они смеются над ним и над его одиночеством. Стало тоскливо до тошноты.