«Звуки гребного винта на пеленге три-три-ноль, быстро приближаются».
Командир не отрывал глаз от губ акустика. «Ну как, что-нибудь меняется?»
Германн помедлил, прежде чем отвечать. Наконец он доложил: «Звуки винта уходят по корме».
Командир тотчас же приказал добавить скорость. Моя голова наконец-то просветлела. Я мог понимать, что происходит и разделять всеобщую надежду, что эсминец пересечет наш курс изрядно по корме, чему Командир собирался поспособствовать.
Мы все еще не имели понятия, в какую сторону повернет эсминец при следующей попытке напасть на нас. Командир похоже полагал, что это будет левый борт, потому что он приказал повернуть на правый.
Старшина машинного отделения Франц прошел через центральный пост. Его лицо было белым как мел. Крупные капли пота блестели на его лбу, как глицериновые. Хотя нас не качало, он по очереди опирался каждой рукой. Он громко попросил дать ему несколько предохранителей для гирокомпаса.
Командир сердито повернулся к нему. «Разговаривай потише!»
Нас тряхнуло от четырех взрывов, быстро прогремевших один за другим — почти один удар — но подводные вихри не достигли нас.
«По корме, в нескольких милях по корме», — насмехался Командир. «Они могли бы работать и получше».
Подняв ногу, он упер ее в рундук для карт и начал расстегивать свою кожанку. Старик устраивался поудобнее. Он сунул руки в карманы кожаных штанов и повернулся к Крихбауму.
Еще одиночный взрыв, не близко, но весьма продолжительно. Казалось, что бурлящий рев будет продолжаться бесконечно. Посреди приглушенного шума Командир произнес: «Они плюются в неверном месте».
Похоже, что эсминец потерял лодку — следующие два взрыва были так же далеки — но нас все еще изводил акустический эффект каждого глубинного взрыва. Противник наверняка знал, насколько деморализующими могут быть взрывы глубинных бомб, даже тех, что разорвались на изрядном удалении от цели.
«Мичман, запишите…»
«Слушаюсь!»
«Двадцать два часа сорок минут, сблизились для атаки — ведь было 22:40, не так ли? Конвой следует четырьмя колоннами, более близкими к друг другу, чем предполагалось ранее. Эсминцы ясно видимы впереди и на фоне луны…»
Ясно видимы — эсминцы ясно видимы впереди и на фоне луны? Это означало, что эсминцев было больше, чем один. Во рту у меня пересохло. Командир ни слова не говорил об этом. Наоборот, он действовал так, будто со стороны нашей атаки вообще не было никакого охранения.
«Ясно видимы — записал? Приблизились с правого борта с носа второй колонны — ты меня слышишь?»
«Да, Командир… с правого борта с носа второй колонны».
«Луна чрезвычайно яркая…»
«Можно было и так сказать…», — пробормотал второй помощник, но тихо, чтобы не услышал Командир.