«… чрезвычайно яркая, но недостаточно для атаки из подводного положения».
Мне пришлось подняться, чтобы пропустить последних возвращавшихся обратно в корму после команды «Всем в нос». Они прошли мимо меня на цыпочках, балансируя, как канатоходцы.
Командир погрузил лодку еще ниже. Затем он примерно пять минут поддерживал одну и ту же глубину и скорость, пока гидроакустик не доложил о новом приближении противника. Тогда мы ушли еще глубже. Теперь он делал ставку на то, что противник не смог уловить его второго маневрирования по глубине и он будет устанавливать взрыватели глубинных бомб на глубину, где нас уже давно нет, но на которой мы маневрировали достаточно долго, чтобы неприятельские гидролокаторы нас обнаружили.
Из следующего доклада гидроакустика стало ясно, что эсминец сел нам на хвост.
Несмотря на настойчивость в голосе Германна, Командир не отдавал новых команд на руль. Я знал, почему. Он откладывал любое изменение курса до последнего момента, так чтобы эсминец не смог отреагировать на наш маневр уклонения. Эсминец может повернуть гораздо быстрее, чем подводная лодка. С другой стороны, эсминец, идущий на большой скорости, неспособен изменить направление движения быстро. Его относительно небольшая осадка не давала больших преимуществ на воде.
«Довольно прилично они бомбят», — произносит Командир. «Немного выше, чем надо, вот и все…» Он пожал плечами. «Право на борт. Левая машина полный вперед».
Все вспомогательные механизмы давно уже были отключены: трансформатор радиопередатчика, вентиляторы, и даже гирокомпас. Я едва отваживался дышать.
Должно быть, они запеленговали нас при первом сближении, когда были так близко к точке нашего погружения, но Командир был умнее их. Сначала он продемонстрировал узкому силуэту наш узкий силуэт, затем повернул на правый борт и погрузился, и после этого резко повернул на левый борт. Стандартная техника футболиста, бьющего штрафной удар: нацелиться на один угол ворот, а пробить по другому.
Командир кивнул мне. «Они все еще сидят у нас на хвосте. Крутые ребята — знают свое дело».
Я смог проворчать в ответ что-то неразборчивое.
«Пожалуй, они несколько перевозбуждены», — добавил он.
Мы погрузились еще глубже: 150 метров. Если судить по докладам Германна, эсминец держал нас на поводке. В любой момент он может увеличить скорость и начать еще одну атаку на нас.
Командир решил сам увеличить скорость хода. Рискованно, потому что чем быстрее вращаются наши электромоторы, тем больше шума они издают. Мне казалось, что их гул слышен на мили вокруг, но очевидно Командир делал осмысленную попытку уйти из зоны действия гидролокаторов противника.
«Шумы винтов усиливаются», — доложил вполголоса гидроакустик.
Командир шепотом отдал приказ и мы снова уменьшили скорость. Так что это было плохо — наша попытка ускользнуть провалилась. Они все еще удерживали контакт с нами и не давали нам шанса оторваться. Они лучше оставят своих подзащитных плестись без охранения, чем оставят это редкое развлечение — обнаруженную подводную лодку.
По корпусу грохнула гигантская кувалда. Почти одновременно Командир прокричал команды откачивать воду из льял и увеличить скорость. Как только гул за бортом стих, он прекратил откачку и дал команду идти малым ходом. «Тринадцать, четырнадцать», — произнес Крихбаум, и сделал еще две метки мелом на своей доске. Последний взрыв наверняка был двойным. До этого таких было четыре.
Еще три или четыре разрыва столь разрушительной силы, что запрыгали плиты настила палубы. Я чувствовал, как сотрясения отдаются у меня в груди. Я осторожно повернул голову и успел увидеть, как Крихбаум сделал еще четыре метки мелом.
Командир не сдвинулся с места ни на миллиметр. Его глаза смотрели на глубиномер, а ухо было повернуто в сторону рубки гидроакустика, чтобы не упустить последних новостей оттуда.
«Думаю, мы им не нравимся».
Это был наш гардемарин. Выпалив эту фразу, Ульманн покраснел как рак и уставился в палубу. Слова похоже выскользнули у него случайно. Все слышали его. Мичман ухмылялся. Командир повернул голову. Я различил мгновенную тень изумления на его лице.