Грохот гравия по корпусу! Их ASDIC обнаружил нас. Мне казалось, что нас неожиданно осветили со всех сторон и на нас уставились тысячи глаз.
«Ублюдки!» — пробормотал Айзенберг наполовину сам себе. Я тоже почувствовал, как на меня мгновенно накатила ненависть, но к чему или к кому? Кто был врагом? Эта тень, этот узкий силуэт, лишь слегка бледнее, чем торговое судно — это все, что я смог разглядеть у нашего противника. Мы были слепыми — мы больше не могли видеть, только слышать, так почему же нет вестей от нашего Главного Слухача? Командир нетерпеливо мигнул. Ничего? Все еще ничего?
Каждое ухо оборачивается к Тебе, О Господи, ибо Ты даруешь радость великую тем, кто прислушивается к слову Твоему — или что-то подобное. Викарий наверняка знает точно. Я едва мог разглядеть его в полумраке.
Германн приподнял бровь в знак того, что мы скоро нечто услышим.
Они имеют уши, но не слышат: Псалмы, CXV. Барабанная перепонка, ушная сера, мочка уха. Что еще? Ах, да: уховертка.
Я весь превратился в слух: я был одним огромным ухом. Мои слуховые каналы были пронизаны нервами.
Тугой на ухо, и у стен есть уши, в одно ухо влетело — из другого вылетело, ухом не повести — ах, если бы я мог!
Интересно, как все это выглядит сверху?
Убийственный, ослепительно яркий свет. Все прожекторы включены и в небе полным-полно осветительных ракет — все для того, чтобы заклятый враг не ускользнул. Все стволы заряжены и готовы извергнуть смерть, если они заставят нас всплыть.
Гидроакустик доложил: «Шумы винтов на пеленге ноль-два-ноль, усиливаются». Момент неуверенности и затем: «Идут в атаку».
Два ошеломляющих взрыва, на сей раз как будто хряснули боевым топором. Снова дикий рев и бульканье, и затем — пока хаос звуков был еще в полном разгаре — еще два взрыва.
Я раскрыл рот, чтобы спасти барабанные перепонки. Пережиток моей артиллерийской практики. Я довольно часто открывал рот в своем прошлом, потому что иначе звуки выстрелов были бы просто невыносимы. Сейчас же я был на другом конце в роли «получателя».
Спасения не было. Не было никакого смысла падать на палубу. Зарыться? Смехотворное занятие. Все, что у меня было под ногами — это стальная плита палубного настила, украшенная влагалищным орнаментом, как Цайтлер называл тысячи мелких ромбовидных выступов, сделанных для предотвращения скольжения. Все, что я мог делать — это сдерживать клаустрофобию и страстное желание бежать куда угодно. Мысленно я прибил свои ботинки гвоздями к палубе и возносил молитву, чтобы Господь дал мне свинцовые подошвы, как у тех цветастых кукол-неваляшек, которые поднимались снова и снова, невзирая на все попытки повалить их.
В конечном счете, я был счастливчиком. Меня нельзя было теперь поставить вверх ногами. Дверной проем в переборке, скрывавший мое трусливое тело, при нынешних обстоятельствах был ничуть не хуже любого другого места.
Я ослабил свою хватку за трубу. По-видимому, мы могли сделать передышку, расслабить напряженные мускулы и сжатые челюсти, пошевелить затекшими конечностями и отпустить брюшной пресс, дать крови течь свободно. Лишь теперь я понял, насколько болезненной была моя стесненная позиция.
Неприятель полностью контролировал ситуацию. Они даже могли диктовать нашу физическую позу: мы втягивали головы в плечи, вздрагивали, ожидая следующей глубинной бомбы, выпрямлялись и расслаблялись, когда она миновала. Даже Командир откладывал свои насмешки на период бурления и клокотания воды после очередной серии разрывов глубинных бомб.
Гидроакустик приоткрыл рот. Я затаил дыхание. Что это означало? Если бы я только знал точное место сброса последней серии бомб, дистанцию, на которой они взорвались, Расстояние, которое мы прошли с момента погружения. Казалось, что ускользание от погони не привело нас никуда с момента нашей первой бесплодной попытки ускользнуть. Поворот на правый борт, поворот на левый борт, подвсплыть и погрузиться, подвсплыть и погрузиться — мы как будто катались на медленных американских горках. Вот в чем было дело: мы совсем ничего не добились. Противник сразу же отслеживал каждую нашу попытку ускользнуть.
Германн закрыл рот и снова открыл его. Он выглядел, как карп в аквариуме. Теперь он доложил о новом приближении.
«Есть контакт», — сообщил он спустя мгновение. Он мог бы этого и не делать: звуки гидролокатора были слышны каждому на борту лодки, от носового отсека до моторного отделения.
Мы были захвачены вражеским ультразвуковым лучом. Люди на поверхности сейчас поворачивали стальные маховики и прочесывали трехмерное окружение импульсами лучей. Чирп-чирп, пинк-пинк…