Прошла минута в молчании, старик улыбнулся.
– Он король и господин христианский, – сказал он, – благочестивый, благотворительный и милосердный. Не верьте басням. Может, сохранила память первые верования и колдовство какое, но в Христа он верит и иного Бога не знает.
– У нас говорят иначе.
– Не удивляйтесь: он и враг, и вы издали его только видите или скорее слышите о нём.
– Это правда, – ответил казначей насмешливо, – и так же не удивительно, что мы, не зная вас, считаем за шпиона.
– Ничего не говорю, одежда священника меня защищает.
– А что же свидетельствует, что и она не надета только для вида?
Ксендз возмутился.
– Кто бы посмел её себе присвоить? – воскликнул он. – Разве что, кто Бога в сердце не имеет?
– Есть на свете и такие, которые в сердце Его не имеют, – доложил Мерхейм. – Поэтому, преподобный отец, для очищения вас от этого нужно что-то больше, чем пустое слово.
– Слово священника, большего ничего не имею, – тихо прошептал старик.
Они помолчали.
Лицо Мерхейма постепенно становилось всё более суровым.
– Давно вы ту сестру видели? – спросил он.
– Так давно, – грустно улыбнувшись, отозвался старик, – что она может не узнать меня, а я её.
Казначей покачал головой.
– На удивление плохо для вас вещи складываются, – сказал он. – Мне очень жаль. Я бы рад вам помочь, да не нахожу способа. Но послушайте, что было бы плохого в том, если бы вы вашему королю послужить хотели? Это можно предоставить… а одновременно… послужить Королю Небесному, который является господином всех нас… ту службу оставив.
Они посмотрели друг на друга. Старичок, казалось, не понимает уклончивой речи, либо не хотел понять, чего от него требуют.
– Я никогда не лгал, – отозвался он после раздумья, – и никогда Господу Христу нашему служить не прекращал. На что я сдался королю Ягайло? Я старый, молюсь и семью ищу, чтобы перед смертью попрощаться.
Казначей заколебался, встал, провёл рукой по лбу, потом потёр руки.