Портретная… Со всех сторон глядели на нас важные, величавые или улыбающиеся лица давно ушедших из мира людей.
Приятель мой, владелец имения, не интересовался ни предками, ни стариной и паутина, как черная вуаль, густо закрывала многие портреты.
Полинявшие, позолоченные кресла и кое-где круглые столики из красного дерева размещались под ними.
За портретной мы миновали обветшалую голубую гостиную и, когда наш путеводитель толкнул следующую дверь — яркий свет и настоящее комнатное тепло приятно охватили нас.
Мы были в уютном уголке, служившем, вероятно, в свое время дамским будуаром: об этом свидетельствовала мебель — выцветшая, но местами еще бледно-розовая, стены, когда-то обтянутые такого же цвета тканью, и туалет с потускневшим зеркалом.
Камин, с двумя бронзовыми карлами по бокам, был полон дров и пылал так, что делал излишним присутствие горевшей на столе высокой лампы. На двух диванах нас ожидали постели; поверх одеял на них лежали бурки.
Приказчик, осмотрев еще раз, все ли в исправности, сказал, что ночью у них ходят по двору караульщики, пожелал нам спокойного сна и удалился.
Спутник мой принялся расстегивать ремни ящика и затем небольшого чемодана.
Из первого появились два странного вида аппарата, похожие на волшебные фонари; со стороны, противоположной увеличительному стеклу, от них тянулись толстые провода, оканчивавшиеся кружками — присосами к стене.
Слуховых приборов в чемодане изобретателя оказалось целых четыре.
Мы посоветовались и решили поместить последние в зале, в портретной, в гостиной и в будуаре; зрительные же — в первой и последней комнатах.
Изобретатель, с озабоченным лицом и еще более раскрасневшимся носом, торопливо принялся прикреплять к стене будуара присосы. Я помогал, как мог.
Волнение, несмотря на все усилия противостоять ему, овладевало мною все более и более; оно и понятно: ведь мы готовились вызвать умерших!
Окончив все установки, я оставил товарища в зале, а сам быстрыми шагами направился в будуар: мне хотелось согреться у огня, до такой степени стал пронизывать меня внутренний холод.
Отворив дверь, я остановился как вкопанный: перед зеркалом, спиной ко мне, стояла женщина в локонах и напудренном парике; пышное розовое платье ее прикрывали волны кружев.
Из-под него виднелись розовые чулки и туфли, осыпанные настоящими жемчугами.
Мне не хватило воздуха. Я сел, почти упал на стул у двери; он затрещал, и незнакомка повернулась.
Я увидал прехорошенькое овальное личико с двумя налепленными на левой щеке мушками. Карие глаза ее скользнули по мне, как по пустому месту. Значит, я был для нее невидим!
Я перевел дыхание и тут только увидал разительную перемену в комнате.
Всю ее затягивал розовый атлас; на стенах, в золоченых бра, горели восковые свечи: зеркало, туалет, мебель — все было новое, покрытое позолотой, дорогим бархатом и коврами.