Река уносила в даль ярко освещенную громаду, и все меньше делались огоньки, и скрылись, наконец, за поворотом. Баранова глубоко вздохнула, перекрестила, в последний раз, костлявой рукой темное пространство и пошла, не оглядываясь.
— В Слободку… к Власьевне! — глухо приказала она кучеру, садясь с дочерью в экипаж…
Пролетка свернула в сторону и покатилась по улице, которая вела к загороду…
Ворожея Власьевна жила на окраине городка, существуя исключительно гаданием. Ее домик — маленький, покривившийся, выходил к сосновой роще, к ряду холмиков, уложенных можжевельником.
Баранова, вместе с дочерью, вылезли из пролетки, постучали. Зашлепали старческие ноги и тихий голос спросил:
— Кого Бог несет?
Баранова назвала себя, и дверь быстро отворилась. На пороге стояла столетняя, на вид, старушка, пригнувшаяся от годов к земле. В руках она держала ночник, и, при свете его, лицо ее казалось сморщенным в кулачок… А седые, жидкие космы непокрытой головы развевались во все стороны…
«Ведьма», — решила девушка и прижалась от страха к матери…
Вошли в душную, небольшую комнату с низким потолком. Власьевна подкрутила огонь в лампе и зашамкала:
— Входи… входи, благодетельница!.. Не ожидала в такую позднюю пору! Садись, матушка… садись, золотая!..
Баранова с дочерью сели.
— Провожала я тут одного человека на пароход… — начала купчиха. — И думала: дай, кстати, заеду к Власьевне!..
— Что ж… дело хорошее… На войну провожала?..
— На войну!
— К мужу поехала?
Девушка чуть не вскрикнула от ужаса. А Баранова с удивлением посмотрела на ворожею, стоявшую посреди комнаты.
— А ты почем знаешь?
— Все, матушка, знаю!.. Все!.. Так ты, значит, нащот заклятиев приехала?
— Да!
— Можно!.. Только надо непременно на улицу выйтить… к холмикам!