Малайский крис

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я солдат, Магда. Таким я был для них и останусь. Я поставлен на страже «сегодня», и все его враги — мои враги…

— А сколько невинных? — тихо спрашивает печальная Магда.

— Что делать? Что уж мы? Но, говоря высоким штилем вашего поэта, и под ногами идущего широким полем к далекому храму часто гибнут цветы…

— Так там хоть храм.

— Храм? Ха-ха!.. Плохой материал человечество, Магда, ненадежные кирпичи современные людишки, не хватает им цемента справедливости и никогда, никогда не закончат они постройку своего храма. А если и закончат, то все равно на фронтоне, вместо гордой надписи: «человеческое счастье», историки напишут: «театр-иллюзион»…

Смеется старик и хочется Магде подразнить его.

— А если напишут «свобода»?

— Ох, Магда… Пробовали уже… Свобода — прекрасное блюдо, только его нужно подавать под соусом культуры, иначе dérange d’estomac…[4]

Морщится Магда, а старик уже вынимает часы.

— Разболтался я с вами, а меня ждут. Ну-с, моя радость, заключим пока перемирие. Успеем еще повоевать. Не прислать ли вам завтра лошадей? Вам нужен воздух.

— Нет, merci! — отвечает Магда и дает ему свои руки.

Из-под стола выходит Рэджи и провожает генерала.

Магда снова одна.

Раскрывает она желтый томик, машинально пробегает глазами по черным строчкам чужих светлых вымыслов и снова бросает его.

Подходит к роялю, поднимает крышку и, не дотронувшись до жадных клавиш, отходит к окну и опускает тяжелые занавеси.

Вот она уже у зеркала. Непослушная золотая прядь волос целует белый лоб Магды. Горят неспокойно глаза.

— Рэджи! — зовет Магда и тянет к себе за короткие уши вечно оскаленную морду.

— Рэджи, ты слышал? «Только двое», сказал он. Только двое…

Затихают колокольчики смеха, нервные и серебристые, и смотрит на часы нетерпеливая Магда.

И снова тормошит она бедного Рэджи. Но Рэджи привык уже, он знает: Магда ждет.