Анна Семеновна старалась меня занимать разговором о том, о сем и, заметив взгляд, которым я обвел комнату, сказала:
— Здесь была прежде отличная мебель, — старинная, с бронзой, дом был полон старинными вещами. Кто продавал именье, в этом ничего не понимал. Лидия Сергеевна купила всю обстановку за триста рублей, а один клавесин барон Брек у нее за шестьсот купил. Говорят, за каждую вещь антиквары в Петербурге прямо дрались. А вот и Лидия Сергеевна.
Я поднялся и слегка вскрикнул, пораженный. В квадрате двери, ведущей из сада, стояла высокая, красивая, очень худая женщина, одетая в какой-то белый хитон, с охапкой желто-красных веток клена в руках. Я вскрикнул не оттого, что она появилась, а потому, что в Петербурге, в литературно-артистических кружках, я часто встречал г-жу Горланову, но знал ее под именем Лидии Андал.
Она была мне известна, как автор книги стихов туманно-эротического содержания и как исполнительница античных танцев.
— Неужели это вы, Лидия Сергеевна?! — воскликнул я, пораженный.
— Как видите, — улыбнулась она, откидывая движением головы прядь золотистых волос, упавшую на лоб. — Я рада видеть вас… может быть, больше, чем всякого другого… Анна Семеновна, дайте нам чаю.
Если бы я не был женихом и не так любил Надю, — я, может быть, влюбился бы в Лидию в этот день. Она была умна, образована, интересна и совершенно иная, чем в Петербурге, — словно другая женщина сидела передо мной. Что-то робкое, беспомощное было в ее движениях, голос звучал тихо, и на лице было какое-то странное выражение страдания.
— Я слышала, что вы женитесь на Наде Ромовой? — спросила она.
— Да.
— Как это странно… — она встала и сделала несколько шагов по комнате.
— Почему странно? — спросил я.
— Нет, нет, это я так сказала… — произнесла она, останавливаясь.
— Я завидую всем, кто может любить, не боясь призрака прошлого, — быть во власти его страшно… Этот призрак так силен… так властен…
— Надя слишком молода, а у меня, слава Богу, нет «призраков прошлого», — сказал я, смеясь, и вдруг вспомнил, зачем я приехал, и поспешил изложить свое дело.
Она выслушала меня внимательно до конца, потом рассмеялась.
— Неужели вы думаете, что я занимаюсь всем этим? Делами ведает Анна Семеновна, она любит меня и блюдет мои интересы, я ей дала как бы опеку над собой в этом отношении; я сама ничего не понимаю в житейских делах. Я пришлю ее завтра к вам, вы и поговорите с ней… Как она решит… А вы приезжайте опять вечером, я прочту вам мою новую поэму… Странную… непонятную для других… но вы ее поймете, я чувствую это… Здесь я сама перерождаюсь и пою другие песни. Я удаляюсь сюда, чтобы, как Антей, прикоснувшись к матери-земле, встать с новыми силами… Мое искусство — моя жизнь, но искусство — требовательный любовник; оно требует всех ваших сил, всех нервов… А здесь у искусства есть соперник, это — «призрак прошлого», — здесь он властвует и требует моей души.
Она говорила, словно в экстазе, закинув руки на затылок, словно поддерживая массу золотистых волос, готовых рассыпаться, и действительно, едва она опустила руки, ее длинные волосы рассыпались по ее плечам, но она не заметила этого и продолжала говорить:
— Пойдемте в сад… Этот сад наполнен воспоминаниями, и теперь, осенью, они встают… Там есть могила… Но нет… я не смею говорить… Вы единственный человек, которому я покажу эту могилу и пред которым я приподниму уголок покрывала…
Мы шли медленно под красно-желтыми деревьями… шли по ковру из опавших красно-желтых листьев… Мы шли в надвигавшихся осенних сумерках, и красно-желтая полоса заката горела в потемневшем небе.
Стройная женщина в белой одежде, опираясь на мою руку, вела меня вглубь парка, к какой-то одинокой могиле…
ebooksa