Ночная погоня

— Почитай.

— А готова?

— Понесли.

Через несколько минут Виктор читает: «По подозрению в попытке обокрасть ателье верхней одежды № 3 Свердловского района задержаны Веревочкин Юрий Гаврилович и Гришин Сергей Иванович…»

Не успев дочитать сводку, Виктор вскакивает. И, перепрыгивая через ступеньки, мчится вниз. Машина с включенным мотором уже ждет его у подъезда.

Новогодняя ночь

Пока машина мчится к отделению милиции, Виктор «расслабляется». Он заимствовал это выражение из спорта. Он знает, что для сохранения сил в соревнованиях по любому виду спорта надо уметь чередовать мгновения максимального напряжения с периодами расслабления. Это как перед прыжком — все мышцы расслаблены, мягки, и вдруг короткий разбег и мгновенное неистовое напряжение. Или пока бежишь, надо уметь отдыхать, хоть секунду, хоть долю секунды, в момент переноса руки, переноса ноги…

А у него напряжение постоянно. И мгновенное и длительное. Виктор знает: сейчас он приедет на место — и начнется психологическая борьба. Все чувства в этот момент должны быть в предельном напряжении, ничего нельзя упустить, не заметить. Поэтому сейчас он расслабляется.

Эта вьюга и снег напоминают ему прошлогоднюю встречу Нового года. В вагоне. На пути в Москву.

Это было интересное и поучительное дело, запутанное и легко решившееся благодаря пустяку. Из длинных многословных рассказов шести человек он выудил тогда одну фразу, и эта фраза привела к раскрытию сложного дела, к поимке убийцы.

…Морозным декабрьским днем в столицу прибыл поезд из Харькова. Среди других пассажиров в нем ехало шесть тбилисцев и один ленинградец. Познакомились в пути, сдружились. Ленинградец ездил на Украину, возил теще в подарок телевизор, но оказалось, что телевизор ей уже подарил сын, и вот теперь он везет его обратно. Телевизор заинтересовал одного из тбилисцев, и он решил приобрести его у раздосадованного ленинградца.

Договорились так. Поскольку ленинградец задерживается в Москве на два дня, а тбилисец наутро едет дальше, в Ленинград, то телевизор оставят в камере хранения в Москве, а когда ленинградец прибудет в свой город, он отдаст там тбилисцу багажную квитанцию, а тот ему деньги.

Непонятно, зачем потребовалась столь сложная договоренность, но поскольку она состоялась…

Четверо тбилисцев поехали в Ленинград, а ленинградец и двое других отправились в район ВДНХ и устроились там в гостинице. К сожалению, ленинградец оставил паспорт в сданном вместе с телевизором чемодане. Тбилисцы общими усилиями уговорили администраторшу прописать их нового товарища по единственному имевшемуся у него в кармане документу — диплому об окончании института на имя Самохина. Он взял администраторшу на обаяние.

Перед отъездом в Ленинград компания весь день носилась по Москве. Что-то покупали, смотрели, обедали в ресторане.

Около ГУМа зашли на почту послать поздравительные телеграммы в Тбилиси. И тут Самохин подошел к тбилисцу, купившему у него телевизор, и, смущаясь, попросил половину оговоренной суммы. Они уже так подружились, что, проявляя великодушное доверие, тбилисец отдал ему все деньги. Дружба дружбой, доверие доверием, но в последний момент перед отъездом друг тбилисца Гиви зашел все же в камеру хранения и, рассказав суть дела, попросил кладовщика не отдавать ленинградцу телевизор, если тот за ним придет.

Оставшиеся в Москве два тбилисца на следующее утро встретили мать одного из них, прибывшую в Москву с большими деньгами, чтобы закупить себе, многочисленным родственникам и друзьям новогодние подарки.

Вместе с тбилисцами встречать ее поехал и управившийся со всеми своими московскими делами Самохин. Встретили и прямо с вокзала — по магазинам. Только часам к пяти с двумя набитыми чемоданами вернулись в гостиницу и пошли по корпусам искать для прибывшей отдельный номер.

В какой-то момент разделились: тбилисцы пошли в одну гостиницу, Самохин — в другую. Вскоре обаятельный ленинградец вернулся в вестибюль и, сообщив старой женщине, что сейчас сын придет за ней, чтоб вести в номер, который они только что нашли, сам взял у нее оба чемодана и сумку, где лежали деньги, и любезно отправился вперед.

Когда сын минут через двадцать пришел за безмятежно ожидавшей его матерью, все выяснилось, и начались истерика.