Ночная погоня

22
18
20
22
24
26
28
30

Нарушитель? «А в чем, кстати, заключалось нарушение?» — подумал Юнков. Поразмыслив, он пришел к выводу, что никакого нарушения правил Николай не совершил. Тогда почему его остановил инспектор? Может быть, случайно? Ошибся, а теперь неудобно идти на попятную? Но уж очень он уверенно направляется к машине.

Юнков помрачнел, он начинал догадываться…

Лена и Никитин

В тот день встреча Лены и Никитина была назначена на семь часов у Белорусского вокзала. Они последнее время — а все-то время их знакомства измерялось неделями — встречались почти ежедневно. Здесь, под мостом, толпились продавцы цветов — «законные» и дикие, с ведрами, кадушками, корзинами. Полыхали в полумраке перехода желтые золотые шары, бордовые гвоздики, белые, розовые астры, кремовые розы…

Никитин выбирал два-три красивых цветка, и, куда бы они ни шли потом, Лена бережно несла их с собой, а вечером дома ставила в вазу.

Лена всегда опаздывала, и все попытки Никитина приучить ее к аккуратности оказывались тщетны.

— Ну хочешь, я брошусь под машину, — в отчаянии восклицала Лена, — или под поезд? Или навсегда откажусь от мороженого, или ущипну декана за нос? Только скажи! Все смогу, а точной быть не могу! Знаешь, я теперь к тебе на свидание накануне выхожу. И вот все равно опаздываю!

«Накануне»… — ворчал Никитин. — Выходи за неделю.

В конце концов он придумал хитрый прием — стал сам опаздывать на свидания, хотя это и противоречило всем его привычкам. Но прием себя не оправдал — Лена все равно приходила позже.

Проведя первые пять минут встречи в упреках и оправданиях, они, взявшись за руки, отправлялись в любимый «Космос», в кино, на концерт, в театр или в гости. И хотя вкусы у них были весьма разные, даже во многом противоположные, шли с удовольствием — ведь, и конце концов, они были вместе.

Происходил, как выражалась Лена, процесс «взаимного обогащения». Например, Лена заразила Никитина своей любовью к цирку, а он ее — к спортивным соревнованиям.

Сначала Лена сопротивлялась.

— Не могу понять! Ну выходят два человека на ковер, пыхтят, сопят, швыряют друг друга, тратят кучу энергии… Зачем? Да еще ты говоришь, что каждый день теряют два-три часа на тренировки. Это же уйма времени!

— Во-первых, — солидно возражал Никитин, — я не говорил «тратят время». Они от тренировки получают удовольствие. Они благодаря этому «потраченному» времени становятся здоровыми, сильными, атлетичными. Ты вот, например, сколько времени проводишь каждое утро перед зеркалом? А? То-то! Тратишь время. Зачем? Чтобы выглядеть красивой — «от того удовольствие и торжество в чувствах получая». Во-вторых, кто сопит и пыхтит? Ты, может быть, когда контрольную пишешь, а у самбистов я что-то не замечал. И вообще, по-твоему, самодеятельные певцы, танцоры, актеры, художники, фотографы, композиторы, все, кто пишет для себя и друзей, а не для журналов и издательств стихи, все, кто вообще «тратит время», совершенствуясь в чем-то, не связанном с его непосредственной профессией, делают это зря?

— Нет, ну я не говорю… Но… В общем…

Однако такая аргументация звучала малоубедительно, и Лена замолкала.

В конце концов она увлеклась самбо, азартно вопила на соревнованиях, толкала Никитина в бок, охала или и сердцах восклицала: «Шляпа! Дистрофик!»

Друзей у них было много, и в гости они ходили часто. Но тут наметилось явное размежевание. Несмотря на примечательную красоту и все признаки любви к Никитину, которую она не скрывала, его товарищам Лена не нравилась.

Разумеется, они были приветливы, галантны, гостеприимны, но Никитин чувствовал, что это делается ради него.

Дима Сурков, например, занимавшийся у одного с Никитиным тренера.