Вербовка

— Возможно, Фёдор Петрович, вас заинтересует следующее предложение, — он покосился на поллитровку. Эй, а когда это она успела опустеть? — Не хотели бы вы, чтобы в вашем холодильнике каждое утро появлялась бутылка спиртного?

Я почесал затылок.

— Дык она и так там каждое утро есть, — сказал я, с удивлением в голосе. — Я же её туда сам ставлю. Разве что за неделю перед получкой или авансом приходится занимать, да и с похмелюги тяжко. Соседка — гадина, не всегда успевает выгнать своё вонючее пойло!

Слова вылетали с некоторым трудом, а глаза норовили разъехаться. Гаврила придвинул свой табурет ближе и положил ладонь мне на плечо. Кажется, у него на ногтях — лак. Да он — извращенец! Вот так, напоят нормального мужика и пользуются его беспомощностью, караул!

— Фёдор Петрович, в обмен на вашу нематериальную сущность я могу предложить вам следующее. Каждый день, когда вы придёте с работы, вас будет ожидать бутылка хорошей водки и пять бутылок пива с рыбой. Когда вы проснётесь на следующий день, испытывая похмельный синдром, у вас вновь появится бутылка водки. И всё это, независимо от того, имеются у вас деньги или нет, выгнала соседка или не успела. Каждый день. Как вам такое, нравится?

— Нрав, — сказал я и уронил голову на стол.

Бумкнула и покатилась бутылка. Пока я прислушивался к её звяканью, мою голову приподняли над столом и принялись похлопывать по щекам.

— Эй, эй, какого чёрта! — заворчал я, открывая глаза. — Ты кто такой и нафига меня трусишь?

— Я — Гавриил, божий посланец, — терпеливо произнёс мужик и сунул мне в руки какой-то гладкий белый лист с целой кучей букв, — и прибыл к вам для заключения контракта. Подпишите этот документ и получите вашу ежедневную бутылку.

— А ты чего получишь? — тупо спросил я и хлопнул себя по лбу. — Ах да. Мою душу! Слушай, — как можно подозрительнее спросил я и заглянул в глаза гостя. — А ты — точно ангел? Я вот лично никогда не слышал, чтобы ангелы покупали человеческие души. Зато все рассказывают, что души скупают черти и там такое: подписал, а потом — раз и в бутылке вместо водки — вода, а у тебя чердак лопается. Признавайся: ты — чёрт?

— Да нет же, я — действительно ангел, — плечи Гаврилы опустились и мне на миг стало его немного жаль. — Просто сейчас мы оказались в несколько неприятном положении, поэтому вынуждены заниматься этим непривычным делом. Поверьте, Фёдор Петрович, вам абсолютно нечего опасаться: за соблюдением обязательств наблюдает специальная арбитражная комиссия и в случае нарушения хоть одного пункта контракт немедленно признают недействительным.

— Ну ежели так, — я взял в руки ручку, наполненную кроваво-красными чернилами и уже потянулся подписывать, как вдруг остановился и задумался. — Слыш, Гаврила, а на кой тебе моя душа-то? Я как погляжу, ты вокруг меня и так, и так.

— Вообще-то — это секрет, — я тяжёлым вздохом сказал визитёр, — Но ладно. Мы набираем воинство для предстоящей битвы с адскими легионами.

— А чё, в раю так мало душ? — удивился я.

— Люди нам всё равно нужны, — в голосе Гаврилы прозвучало нетерпение. — Подписывайте, пожалуйста.

Я пожал плечами и высунув кончик языка, аккуратно вывел корявую подпись на гладкой бумаге. Тотчас лист чудесным образом превратился в два, ничем не отличающихся один от другого. Запахло жасмином и один лист исчез в Гавриловой папке. Та немедленно отправилась под пиджак гостя. Второй лист сунули мне в руки.

— Теперь вы навечно вписаны в райскую когорту, — торжественно произнёс Гаврила. — И неважно, каким вы были человеком при жизни — ваши посмертные деяния позволят искупить все грехи.

С этими словами он наполнился светом, как перегорающая лампочка и пропал, оставив только запах своего дорого одеколона. Некоторое время я сидел за грязным столом и ошеломлённо глядел перед собой. Потом согнал с лица тупое выражение и встал. Знакомый таракан сотоварищи испуганно шмыгнул под плинтус, оставив меня в полном одиночестве.

Впрочем, не совсем. Из гостиной доносилось едва слышное похрапывание. Туда я и отправился.

Гостиная, она же спальня, являла собой полную противоположность захламлённой кухне. Тут царила прямо-таки аскетическая простота. Около стенки стоял древний диван с продавленным лежаком, откуда торчали куски поролона и пружины. В противоположном углу, припав на ногу, перемотанную скотчем, стоял не менее древний телевизор с треснувшим кинескопом. Рядом с ним валялся разбитый телефонные аппарат. Это барахло оставалось в доме по одной-единственной причине: его бы никто не купил.