Распутная и трагическая жизнь оригинальнейшего поэта средневековья — человека, обуреваемого страстями, снискавшего в свое время скандальную славу повесы, бродяги, вора и разбойника, дважды приговоренного к повешению и погибшего по воле темного случая — увлекательно, красочно, с глубоким психологизмом описана в предлагаемой книге известного французского романиста, мастера любовного жанра Франсиса Карко (1886–1958).
1.0 — создание файла: U-la
Франсис Карко
Горестная история о Франсуа Вийоне
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава I
К вечеру после бесконечно долгого октябрьского дня, затканного молочным туманом и словно бы оцепенело застывшего, на Париж налетел влажный ветер. Он дул с запада. Тотчас же все флюгера на крышах послушно развернулись, а Сена потемнела и покатила под мостами желтоватые свои воды в противоположную сторону — против течения.
Еще не смеркалось.
Возле Штале[1] перед массивными низкими воротами стояли зеваки и глазели, как с Малого моста съезжает эскорт вооруженных всадников. Конские подковы звонко цокали по мостовой. Зеваки называли друг другу имена знакомых стражников; зрелище это привлекало все больше народу, и вскоре на маленькой площади, по правую сторону которой высились три башни тюрьмы, а по левую — портал Большой скотобойни, собралась толпа, вполголоса обсуждавшая, что за злодеев ведут под таким конвоем.
— Это разбойники, — объявил горожанин, стоявший в первом ряду. — С ними только так и надо.
— Разбойники и всякие прохвосты, — уточнил его сосед.
— Точно! — радостно согласился горожанин. — Видите! Вот чем кончается злодейская жизнь.
Он указал пальцем на одного из десятка преступников, окруженных пешими стражниками, которого, по всей видимости, звали Жаке Легран; во всяком случае, именно так несколько раз окликали его какие-то незримые люди из толпы.
— Интересно, что он натворил? — протянул горожанин.
Из толпы прозвучал голос:
— Ракушка! Ракушка! Жаке, держи воду в клюве!
Но Жаке, руки которого, как и у остальных, были связаны за спиной, похоже, не слышал; он даже не повернул головы.
Раздался короткий смешок, и чей-то радостный голос произнес:
— Лучше быть здесь, чем напротив!