Дверь распахнулась, и на пороге появилась высокая фигура, подсвеченная огнями костров. Увидев, что я в сознании, дикарь удивленно хмыкнул, а затем молча отвязал веревку и повел меня за собой. Я лишь тихо зарычала – сил сопротивляться не оставалось. Я не могла даже удерживать на весу голову, и потому просто мысленно считала шаги и помутневшим взглядом смотрела в землю, борясь с тошнотой.
Возбужденные крики и смех дикарей раздавались со всех сторон. Они смотрели на меня, как хищники на добычу, но я старалась сохранять бесстрастное выражение лица, тогда как все внутри сжималось от страха. Огромное количество костров не добавляло мне уверенности, и я упорно не смотрела на языки пламени, зная, что, если сделаю это – сдамся.
Перед ступенями на помост я остановилась, тяжело дыша, пытаясь собрать в себе силы для очередной борьбы. Мужчина дернул веревку, и мое тело послушно подалось вперед. На лестнице я споткнулась, однако, к всеобщему огорчению, смогла удержаться на ногах.
Я думала, что готова к этому. Но, когда дикарь резко вздернул мои связанные руки вверх и прикрепил их к балке, поняла, как сильно заблуждалась. Он ударил меня под колени, и я рухнула на деревянные доски.
Ко мне приблизился огромный мужчина, чья кожа была такой красной, будто он все время проводил у огня. Я обратила внимание на его руки, на то, что он держал в них, и тут же задергалась всем телом, осознав, что сейчас произойдет. Но вырваться было невозможно.
Я издала беспомощный стон, когда кто-то схватил меня, а краснокожий мужчина поднес к предплечью горячий, совсем недавно выкованный рабский браслет.
– Нет, – с ужасом прошептала я.
Звук щелчка я прочувствовала всем своим существом. Как и последовавшее осознание того, что я стала рабыней. Собственностью. Моя жизнь больше не принадлежала мне.
Толпа возликовала.
Одним махом с меня сорвали рубашку, и ночной ветер холодом пронесся по обнаженной коже. Следом полетела нагрудная повязка, и я инстинктивно дернулась в отчаянном желании прикрыться, но лишь потревожила плечо. Кожу на запястьях саднило от грубого материала веревки. Казалось, на мне не осталось ни одного живого места.
За спиной раздались почти бесшумные шаги. А затем над поляной звучно разнесся ненавистный мне голос:
– Узрите! Эта рабыня посмела перечить нашему вождю. В наказание она получит три удара плетью. Так взгляните же, что станет с каждым, кто вздумает ослушаться приказа повелителя! – Он начал говорить на моем языке, чтобы я пропустила через себя каждое слово, чтобы пропиталась страхом. И после повторил уже на своем – грубом, рычащем, отрывистом.
Дикари в предвкушении замолчали. Или я их просто не слышала.
Перед моими глазами качнулся край плети. Я скользнула невидящим взглядом по тяжелой рукояти, по огромным шипам, на которых багровели следы крови, и содрогнулась от ужаса.
Раздался шипящий свист, и через мгновение лавина боли обрушилась на меня, когда острые шипы плети рассекли кожу. Я не проронила ни звука, оставаясь верной данной себе клятве. Вот только не представляла, как смогу вытерпеть это еще два раза.
Второй удар показался мне невыносимым. Весь воздух резко вышел из легких, и я некоторое время не могла вдохнуть. Глаза начали медленно закатываться, голова обессиленно свесилась на грудь, а волосы каскадом рассыпались по лицу.
Я ждала. Кезро намеренно растягивал процесс, чтобы боль и страх во мне вытеснили все остальное. Он в этом преуспевал. Но я, стиснув зубы, упрямо подавляла всхлипы и не закричала даже тогда, когда воздух прорезал последний свист плети.
Боль была непередаваемой, будто дикарь вложил в удар всю силу бугристых мышц. Тело била такая дрожь, что стучали зубы, а истерзанная спина горела не хуже пламени.