Николас ступил в блеклое пятно света.
Я едва ли не с радостью посмотрела на него и не смогла скрыть вздох облегчения. Он стоял, стараясь выглядеть безразличным ко всему, но в глубине его глаз при виде заплаканной и беспомощной меня что-то сломалось.
– Я ведь просил быть осторожным, Кат, – тихо процедил он.
Широко распахнутые глаза пробежались по моим залитым свежей кровью плечам. А потом Николас вдруг нахмурился, будто вспомнил что-то неприятное. Он ведь тоже был далеко не осторожен, когда тащил меня сюда.
Катал хотел что-то ответить, но вместо этого тишину комнаты нарушил мой хриплый, бесцветный голос:
– Просил быть осторожным? – Надежду сдуло, как краски мира в недавнем сне. Как пепел у моего сгоревшего дома. –
Он вздрогнул. Я впервые назвала его по имени.
Я отползла назад, прижалась ноющей спиной к столбу и обхватила колени руками, не отрывая от него неверящий взгляд.
– Ты все подстроил, – с горечью догадалась я.
Губы Николаса приоткрылись и закрылись вновь. Но он так ничего и не ответил, только тяжело сглотнул.
– Ну что, наигрался? Нравится видеть меня такой? – с вновь появившейся злостью спросила я. – А говорил, что не похож на Истэка.
В руке бородатого мужчины блеснул нож. Пока он срезал веревки, я смотрела на Николаса, стоящего передо мной. К его чести, он не отводил взгляда, хотя из него исчезла вся былая ярость. Осталось лишь раскаяние и осознание произошедшего. Спокойствие и наигранно холодное безразличие сменились чем-то совершенно ему несвойственным.
Я попыталась встать на ноги. Он шагнул ко мне, чтобы помочь, но я резко отпрянула и отползла к стене, прижимая к себе раненую руку.
– Не прикасайся ко мне!
В глазах Николаса отразилось нечто, напоминавшее боль. Мне не было до этого дела. Угрызения совести ничего не могли изменить.
Он замер.
– Фрейя… – почти умоляюще позвал он. – Перестань. Я бы никогда не допустил этого на самом деле.
– Перестать? – зарычала я.
Придерживаясь здоровой рукой за стену, я кое-как поднялась на дрожащие ноги.