– И зачем ей было за меня заступаться? Ты попросил?
– Да, я, – признался Николай. – Ненавижу несправедливость! Я пострадал из-за тебя, но это была честная спортивная борьба. А ты потом пострадал из-за меня, так что будем считать, что мы квиты и забудем обо всем, согласен?
– Согласен, – улыбнулся я и пожал протянутую мне руку. Ладонь у Николая оказалась сухой и теплой. Приятной на ощупь, мягкой, но в то же время сильной. И ещё, когда я дотронулся до его ладони, по телу прокатилась теплая волна. То ли благодарности, то ли ещё чего-то… Симпатии, которая усилилась, – так, наверное.
– Вот и отлично! Когда выходишь на работу? – Бодро спросил Николай.
– Не знаю…
– Давай так. Ты отдохнешь ещё четыре дня, а в понедельник выйдешь, хорошо? – Спросил собеседник.
– Ты так говоришь, словно владелец компании, – усмехнулся я.
– Ну… – загадочно улыбнулся Николай, – в некотором роде…
– Чего?
– Да не удивляйся ты так. Моя маман, хотя и федеральный госслужащий, кое-чем владеет, так сказать, в теневой сфере экономики. Только об этом тс-с-с-с! Никому! Большой секрет. Только тебе, – Николай перешел на доверительный шепот. – Среди разных компаний ей принадлежит, в том числе, и доля в той, где мы работаем. Я об этом узнал, когда устроился туда, представляешь?
– Ну и дела.
– Вот-вот. Ничего, всё будет хорошо! – Улыбнулся Николай.
Человек я компанейский, потому все прежние коллеги были рады моему возвращению. Особенно, конечно, Светлана, благодаря настойчивости которой я вернулся на работу. Ведь если бы она не достучалась тогда, не проявила упорство, сидеть бы мне теперь в четырех стенах в окружении бутылок водки и проклинать собственную жизнь. За моё спасение я поблагодарил девушку словами и букетом цветов, хотел ещё что-нибудь сделать для неё особенное, но так и не смог придумать. Да и финансы мои в ту пору пели романсы, поскольку бухать – дело затратное и абсолютно невыгодное.
Потому решил, что когда-нибудь обязательно выпадет возможность, и я сделаю для Светы что-то такое, равноценное моему спасению. А по-другому её поступок в отношении меня и называть не хотелось. Немногие друзья способны на такое, она же, хрупкая и маленькая, – смогла. Забавно получается: у меня было много любовников-парней, но ни один не стал другом, за исключением разве что Егора. Но и тут скорее не дружба была, а попытка поддержать друг друга в трагических обстоятельствах. Светлана, получается, стала моим первым другом женского пола.
Зато сразу же, как только я вернулся на работу, у меня образовался и самый настоящий враг. Это был тот самый бывший подполковник Яровской, чье решение меня уволить «по собственному желанию» было опровергнуто генеральным директором. Тоже под давлением «свыше», но Виктор Андреевич Омельченко считался человеком ловким, умел прогибаться под нужных людей. Кирилл Иванович – совсем другое дело. Тот исполнял приказы, даже если они ему не нравились, но потом в его душе формировался горький осадок, не дававший ему покоя.
Неудивительно потому, что Яровской меня возненавидел. Он увидел во мне угрозу своему авторитету (наивный, этот старикан действительно полагал, что в компании его кто-то уважает) и принялся, что называется, выдавливать. То есть подставлять, стараясь доказать генеральному: моё увольнение было необходимым шагом, чтобы избавить компанию от некомпетентного и не умеющего работать в команде сотрудника. Так ведь нет, всё переиграли назад, и теперь в коллективе снова есть не просто слабое, а зловредное звено. То есть я.
Целую неделю Яровской терпел моё присутствие, хотя категорически отказывался здороваться. Делал вид, словно в упор меня не замечает. Между прочим, тем самым наплевав на «Кодекс корпоративной этики», за создание которого сам так ратовал, что достал всех этой ерундой, особенно юристов. Им пришлось проштудировать чуть ли не половину российского трудового законодательства, а заодно европейского, чтобы получился свод того, «как правильно себя вести в нашей компании». Высший пилотаж идиотизма в чистом виде.
Но Яровской гордился этим «Кодексом» больше всего, цитировал его к месту и без, указывал и поучал. Ему даже прозвище дали из-за этого – «Мао». С прозрачным намёком на Мао Цзэдуна, первого главы коммунистического Китая, чья «Красная книга» с цитатами на все случаи жизни почиталась в Поднебесной покруче любого другого закона или указа. За исключением тех, что сам «великий вождь» издал, конечно.
Как только прошла неделя, Яровской решил, что пора действовать. По-простому это называется «гадить»: то замечание мне сделает за двухминутное (!) опоздание на работу. То выскажет публично и громко, что у меня штаны «не в стиле дресс-кода» (я в коричневых пришел, а разрешены были только черные и темно-синие). Затем заявил, будто я курю слишком близко от здания – требуется не меньше двадцати метров, а я оказался в пятнадцати и так далее.
Сперва на его мелкие придирки я не обращал внимания. Чем разозлил вредного подполковника окончательно. Тот стал забираться глубже, в сферу моей рабочей компетенции. Спал и видел, как бы меня подставить по-крупному. Хорошо, мой непосредственный руководитель, начальник отдела Константин, предупредил однажды по секрету: «Смотри, Яровской в документах роется. Хочет тебе устроить какую-то пакость».