Шифр Данте

Персис сжала зубы и посмотрела на Сета.

– Нет. Ты не знаешь. Он не из тех, кто станет рассказывать, а ты не из тех, кто спросит.

– К чему это все?

– К тому, что нельзя судить других, пока не знаешь всех фактов. Фернандес поступил плохо. Но у него были на то серьезные причины. Свои причины. Если это чего-то стоит, лично я считаю, что он честный человек.

Персис молча переваривала услышанное, пока Сет не вернулся к делу Хили.

– Что дальше?

Она быстро рассказала о том, что Джеймс Ингрэм мог быть нацистом.

– Нацисты! – Сет безвольно откинулся в кресле. – Если об этом узнают, меня разорвут на куски.

Персис не знала, о ком он говорит – о журналистах или о болванах в Дели.

Когда Сет немного пришел в себя, он выдвинул ящик стола и налил себе выпить. Успокоившись окончательно, он спросил:

– Зачем нацистам, черт бы их побрал, нужна «Божественная комедия»? Насколько я слышал, сейчас они все, сверкая пятками, бегут в сторону Южной Америки.

У Персис не было на это ответа.

– Как будто у нас и без того не хватает психов, – пробормотал Сет, качая головой. – Знаешь, почему я так ненавижу нацистов?

Он поставил стакан на стол, взял ручку, нарисовал что-то на листке бумаги и подтолкнул его к Персис.

Этот символ узнавали в любой точке земного шара.

Нацистская свастика.

Сет понаблюдал за ее реакцией, снова взял ручку, поставил между линиями свастики четыре точки, а потом повернул лист так, чтобы крест стал прямым, а не косым, как в нацистской эмблеме.

Персис узнала новый символ – на Индийском субконтиненте его знал каждый.

– Символы, Персис, имеют большое значение. Название «свастика» происходит от санскритского слова, которое значит «благо». У нас в индуизме свастика тысячелетиями использовалась как символ удачи и благодати. А эти кровожадные убийцы за двадцать лет превратили ее в символ ненависти. У каждого народа есть свои сумасшедшие, каждое общество в каком-то смысле можно назвать плотоядным. Разница в том, что нацисты сделали массовые убийства идеологией. А теперь ты говоришь, что один из них ходит по Бомбею, и одному Богу известно, что он задумал.

– Когда мы выясним, кем был Ингрэм на самом деле, возможно, мы поймем и его мотивы. Во всяком случае, я не думаю, что он работал один.