– Ты брал для него машину на время его пребывания здесь. Помнишь, кто был за рулем?
– Да, Кулрадж Сингх.
– Можешь, пожалуйста, найти его и привести сюда?
– А что мне сказать ему?
– Что у нас есть для него пассажиры.
– И еще один вопрос, – вмешалась Персис. – Сэр Джеймс встречался с кем-нибудь?
– Здесь, в отеле? – Ондха задумался. – Да. Насколько я помню, кое-кто был. Судя по виду, из местных. Он пришел сюда поздно вечером 25 числа, когда сэр Джеймс вернулся из поездки. Назвать свое имя он не пожелал. Сказал, что у него срочное дело к сэру Джеймсу. Я позвонил в его номер, они поговорили по телефону, а потом сэр Джеймс велел прислать его к нему наверх. Через час посетитель спустился обратно.
– А вы не знаете, о чем они говорили?
– Боюсь, что нет, мадам.
Номер оказался роскошным, с большой кроватью, огромным ковром на полу и мебелью ручной работы из тикового дерева. Персис поразилась тому, как отель до сих пор умудрялся выживать. Раздел привел к разрушению торговых связей во всем регионе, и она подозревала, что одной из наиболее пострадавших отраслей был как раз туризм. Впрочем, возможно, дело спасала неувядающая популярность близлежащей достопримечательности – Золотого храма.
Рядом с телефоном лежал блокнот. Она провела кончиками пальцев по самому верхнему листку. На нем было написано «Отель „Золотой храм“», а ниже – «Шестьдесят восьмая святыня, что стоит у водоема с нектаром».
Сэр Джеймс был здесь. Он вырвал листок из такого блокнота и записал на нем имя Бакши и данные, как она думала, земельного участка. Неужели он узнал это имя от своего таинственного посетителя? Но кто такой был этот Бакши? И что значила загадочная записка?
Персис распаковала чемодан и отправилась в душ.
Через пятнадцать минут она стояла, завернутая в полотенце, перед большим, во всю стену, зеркалом и расчесывала длинные темные волосы. В ее животе шевельнулся червячок воодушевления. Уже давно она не чувствовала себя такой свободной. То, что она находилась здесь и отслеживала маршрут Хэрриота, уже казалось ей маленькой победой.
Кое-чего она уже добилась. Например, узнала, что отец Маана Сингха был среди тех, кто расстреливал горожан во время Амритсарской бойни. И, надо сказать, эта новость ее ошеломила.
Харидасу Сингху в то время было всего двадцать, он растил годовалого сына Маана и понятия не имел, как сурово будет судить его история. Его учили подчиняться приказам бездумно и беспрекословно. Но последствия того кровавого дня в саду Джаллианвала-Багх лишили его покоя на всю оставшуюся жизнь.
Через год после бойни он уволился из армии, замученный призраками своих собратьев-сикхов, которые преследовали его повсюду, – всех тех мужчин, женщин и детей, убитых им по приказу Дайера. В родных местах он сделался изгоем, как только все узнали, что он был одним из мясников, затеявших Амритсарскую бойню. Он неоднократно подвергался нападениям. Никто не хотел брать его на работу. В конце концов он запил. Дети его страдали. Особенно жестоко это унижение отразилось на Маане Сингхе. Он был заклеймен как сын предателя, изгнан из родного сообщества. И что-то внутри него надломилось.
Способом сбежать стала армия. Он уловил в этом иронию судьбы: его отец убивал людей, примкнув к британцам, а теперь то же самое предстояло и его сыну. И все же это была возможность оказаться подальше от Амритсара, где ни дня не проходило без унижений, поэтому Сингх ею воспользовался. Он хотел сражаться во имя чего-то благородного и покончить с наследием отца.
Но ничего благородного в этой войне он не обнаружил и только запутался еще больше. Он думал, что война избавит его от призраков прошлого, и ошибся, поскольку прошлое настигло его в джунглях Бирмы. Тогда он решил уволиться.
Дома, в Амритсаре, его ярость только крепла. Наступила независимость, но вкус ее был и сладким, и горьким одновременно. Он никак не мог утешиться, тем более что ему мешала тень отца, нависшая над будущим – его собственным и будущим его сына.