Полночь в Малабар-хаусе

22
18
20
22
24
26
28
30

– Входите, – пригласила она.

Шаркая ногами, Мангал вошел в комнату, и его глаза расширились, когда он увидел покрытое синяками и ссадинами лицо Блэкфинча.

– Я должен с вами поговорить, – начал он по-английски.

– Вы пьяница? – спросила Персис.

Во взгляде Мангала появилось замешательство. Затем он кивнул.

– Да.

– Почему я должна вам верить?

– Потому что кто-то должен.

Персис смерила его пристальным взглядом и кивнула.

– Я годами служил у наваба, – начал тот. – Работал водителем. У меня всегда были проблемы с выпивкой, но наваб не злился на меня. Он был очень добр ко мне. Еще он был одним из тех, кто по-настоящему жалел об уходе англичан. Он очень любил их. Но Раздел – дело другое. Когда наваб начал открыто выступать за Пакистан, о нем стали шушукаться. А потом начались беспорядки.

Мангал сделал паузу.

– В ту ночь, когда он умер, я возвращался из соседней деревни. У меня там живет сестра. Возле дома наваба я увидел трех вооруженных человек, почуял недоброе, спрятался в манговом саду и стал наблюдать издалека. На улицу вышел наваб со своими двумя сыновьями. Казалось, он растерялся. Человек, возглавлявший эту группу, был ему знаком. Это был Сурат Бакши – старший сын Викаса Бакши. Сурат был образованный человек, ходил в школу в Амритсаре. И я понял, зачем он явился к навабу. За несколько дней до этого я возил наваба к его арендаторам – в том числе и к Бакши. Наваб велел им либо выкупить у него свои участки, либо освободить землю, потому что он хотел все продать и уехать в Пакистан. Конечно, многим было не по карману купить землю. Но наваб был непреклонен. Он даже нанял головорезов, чтобы обеспечить исполнение своего приказа. Викас Бакши был самым крупным арендатором. Но за последние три года засуха уничтожила большую часть его посевов. Он был весь в долгах, и задолженность была так велика, что он едва ли мог ее погасить. Из-за этого они с навабом повздорили. Потом случился Раздел, и сюда стала примешиваться религия. Они уже были не землевладелец и арендатор, а мусульманин и индус. И когда до нас стали доходить новости о толпах мусульман, которые бродили по сельской местности, убивали сикхов и индусов и насиловали их женщин, пламя разгорелось. Так вот, Сурат стал спорить с навабом и его сыновьями. Он требовал, чтобы наваб отписал землю его отцу и немедленно уехал в Пакистан. Назвал его предателем и сказал, что предателям не место на индийской земле. Наваб разозлился и велел сыновьям принести его охотничье ружье. Но не успели они даже пошевелиться, как Сурат набросился на наваба и пронзил его мечом насквозь. Другие двое убили его сыновей. Я видел, как они входили в дом. Когда они вернулись, их курты были мокрыми от крови. С собой они несли деревянные ящики. Один из них споткнулся, ящик открылся, и из него посыпались ожерелья, кольца, серебряные кубки и тарелки. Они украли фамильные сокровища наваба – думаю, за этим они и приходили. Затем они подожгли бунгало. Какое-то время они смотрели, как оно горит, а потом скрылись в ночи. Через два дня мусульманские бунтовщики поймали Викаса Бакши и хладнокровно зарубили его. Они убили брата Сурата и его мать, которая носила им еду. Вся семья была уничтожена. После смерти наваба мусульмане стали набирать силу. Они догадывались, что случилось на самом деле, хотя полиция и предпочла скрыть правду. Сам Сурат бесследно исчез в ту же ночь. Те двое, что вместе с ним убили наваба и его семью, позже были найдены мертвыми. Думаю, Сурат покончил с ними, чтобы сохранить свою тайну.

– Но почему вы не рассказали все это полиции?

– Рассказал. Я все сказал Шергиллу. А он запер меня в камере на три дня и избивал так жестоко, что я уже начал думать: мне конец.

– А амритсарские власти? Вы могли все сообщить им.

– Но кто бы меня защитил? Мусульмане ушли. Деревенские все ополчились против меня. Для них я был только пьяницей, бывшим водителем наваба. Меня стали звать предателем, и каждую ночь я ждал, что они придут за жизнью предателя. В конце концов я написал отчет о том, что видел, и отправил в Дели.

– В вашем отчете не хватало множества деталей.

– Но я боялся! Детали помогли бы меня выследить.

Персис изучила его лицо, затравленный огонек в его глазах. Мангал сейчас походил на человека, который исповедуется в великом грехе. Пускай даже в чужом грехе – душа все равно требовала отпущения. Теперь он наконец получил его.

– И все это вы рассказали сэру Джеймсу, когда он приехал?